Журавлева Надежда
Огни на болоте
Кап. Кап. Кап.
Холод.
Он свернулся клубком, пытаясь сохранить хотя бы тепло, хотя бы те крохи тепла, которые остались в нем. Которые ему дозволили оставить.
Напрасно.
Кап. Кап. Кап.
Бок кольнуло холодом. Ему не требовалось приподнимать голову, чтобы узнать, что последний участок кожи сделался серым и бугристым, словно один сплошной струпень. По правде, он и не смог бы это сделать.
Сколько он уже здесь? Сколько времени вода заливает тело, медленно забирая жизнь? Час? Год? Или тысячу лет? Нет, не вспомнить. Он забыл все, вся жизнь исчезла, выпитая прозрачной холодной водой. Это не та живая, текущая вода, в которой обитают ненавистные родичи. Сейчас он бы обрадовался и им, а еще больше — смерти, которую они, несомненно, подарили бы.
Эта вода другая. Она не течет, а медленно капает с потолка крохотной каменной клети. Она не может убить быстро, так как давно мертва сама. В ней нет даже мельчайших водорослей, даже крошечных духов. Она совершенно равнодушна к любым страданиям и оттого кажется еще страшнее.
Забавно. Он попытался усмехнуться, но не хватило сил. Теперь он уже делит воду на живую и мертвую, на равнодушную и сочувствующую, будто это хоть что-то значит. Любая вода может подарить лишь холод, и это нужно помнить.
Нужно помнить… Что-то слабое, почти скрытое темными водами, шевельнулось в сознании. Он должен… У него была цель. Нужно сделать…
Нет. Ничего не вспомнить.
Кап. Кап.
И нельзя даже пошевелиться, убрать тело с пути этих проклятых капель. Эта клеть слишком мала, да и сил не осталось. Только холод.
Кап.
Мысли постепенно ускользали, оставляя после себя приятную теплую темноту. Со временем она приходила все чаще, и он начал надеяться, что однажды уже не вернется в эту холодную, полную воды клеть, навеки оставшись в темноте. Там, по крайней мере, не так холодно.
Но на этот раз ему не дали даже погрузиться в темноту. Что-то тихо, на самом пределе слышимости, заскрипело. Перед его открытыми глазами появилась светящаяся точка, холодная, как и все вокруг. Точка освещала два расплывчатых силуэта.
Капли на миг задержались, но потом продолжили отсчитывать время до погружения в темноту. Кап. Кап. Кап.
Раздались звуки, такие же тихие, как и тот, первый, лишь немногим более громкие, чем капанье воды. Он слышал, но не слишком-то понимал, откуда они взялись и что означают.
— Эй, Шиба, глянь, кто здесь!
— Тьма! Ну и стралище! Кто это, дракон, что ли?!
— Не, не дракон… Драконы, что ли сам не знаешь, они большие такие и красивые, а это урод какой-то! И чешуи чегой-то нет. Тьфу, да тут вода везде! Эй, Шиба, не суйся к нему, гляди, какие зубищи!
— Да он дохлый, не видишь, что ли?
— Щас проверим!
Слабый толчок в бок. Пол опрокинулся. Тщательно сберегаемое тепло ушло, его забрала вода. Конечности окончательно онемели, что-то твердое коснулось покрытой струпьями щеки.
Кто это? Они так знакомы. Он видел их, видел много раз, и всегда реагировал по-разному.
Люди.
Заточившие. Предавшие. Воспитавшие. Это все они? И смазанное воспоминание о ласке и покое — это тоже от них? Или от кого-то другого?
Люди сильные. Жестокие. Благородные.
Они живые. В их жилах течет кровь, а она теплая, теплее воды.
Что-то раскрыло ему пасть и бесцеремонно коснулось зубов.
— Глянь, какие! Прямо драконьи! Как ты считаешь, маги много за них дадут?
— Не-а. Это же не дракон, а чудище какое-то неизвестное. А вот если ему голову отрубить… у тебя топор есть?
— Щас, достану и дам! Где он, видишь, что ли? Не, не стоит напрягаться зря. Дай только пару клыков выломлю…
Рука — теперь он знал, что это такое, и видел ее обладателя — дотронулась до клыка, пошатала его, нечаянно мазнув по языку.
Тепло.
Он сомкнул челюсти, повинуясь только инстинктам, без участия разума. На язык хлынула жидкость, лишь немногим более теплая, чем вода, но кажущаяся сейчас горячее огня. Он стонал от удовольствия, пока челюсти размалывали плоть, пытаясь впитать все ее тепло.
Человек завопил — он понял, что от боли и страха, — и отдернул хлещущий кровью обрубок вместе с теплом.
Он зарычал, и все те же инстинкты заставили грузное тело перевернуться на живот, а потом и совершить неловкий прыжок, опрокинув человека на пол. Раздался топот, второй напарник жертвы исчез, но он уже не думал об этом. На прыжок ушло слишком много сил, а холод все не желал отступать. Сознание погрузилось в ласковую темноту.
Когда он очнулся, труп уже остыл, отдав все драгоценное тепло убийце, но и вода почти исчезла. Ее осталось совсем немного, если сравнивать с тем, что было. Он прислушался к себе: тело жило. Он был все еще невероятно слаб, но все-таки двигался и жил. Он… Кто?
Нет. Сил на то, чтобы помнить, уже не хватало. Он мог двигаться, возможно, даже нападать — но не помнить.
Он принюхался: в воздухе не пахло ничем, а может быть, запахи оказались слишком слабы для притупленного водой обоняния. Точно так же он слышал лишь самые громкие звуки и видел лишь расплывчатые силуэты вместо четких предметов. Но огонь — о, его он чувствовал безошибочно, холод лишь обострил это чувство, позволяя обнаружить драгоценный источник жизни где угодно.
