Людмила Богданова
Офицеры
Дорога сбегала со взгорка, укрытого в мокром осеннем лесу; листья слетали и липли к верху коляски, вместе с грязью проворачивались на ободьях колес... Дорога нырнула в седловину и вырвалась в простор бескрайних голых полей и по-летнему зеленой травы на обочинах. В траве путались васильки. На холме, почти у дороги, за железной отрадой стоял дом. Краска на стенах облупилась, окна блестели старыми радужными стеклами, на чугунных перилах балкона лежали желтые листья. Старые груши, ветви которых утыкались в окна, были голы и мокро черны от дождя.
Дом выглядел уныло под просторным осенним небом. Коляска мягко покатилась по подъездной аллее. Грязнобелая борзая выскочила навстречу и лениво, хрипло залаяла. Стеклянные двери растворились на каменное разбитое крыльцо.
- Лех, уймите сучку. Что такое?
- Игнась! Боже мой, Игнась!
Не дожидаясь помощи, женщина спрыгнула в лужу у крыльца и побежала, расплескивая воду, грязь пятнила зеленый бархат.
- Севери-на....
Мужчина жал к губам ее ледяные пальпы и захлебывался видением.
- Ты жива, Боже мой. Ничего не изменилось...
СЕВЕРИНА.
Северина подняла голову от подушки:
- В конце концов, дело не в том, что она моя сестра...
Договорить ей не дали. Совершенно белая от волнения Летрикс сообщила, что генерал Айзенвальд желают видеть графиню.
- Не принимайте, - быстро сказал Виктор.
Северина усмехнулась: завоеватели не такие люди, перед которыми можно захлопнуть дверь.
- Простите, что заставила вас ждать, - графиня стояла, отвернувшись к окну, и оттого казалась на его фоне смутным силуэтом - высоко подобранные волосы, надменная шея, колокол платья из серого плотного атласа, с высокой талией и пышными рукавами: девочка - и принцесса.
- Что вы! - генерал махнул рукой, принимая, как должное, что она не поворачивается к нему. - Это я должен просить прощения за неурочный визит.
- Вы всегда приходите вовремя, - сказала графиня сухо.
Генерал приблизился - открытой шеей она чувствовала его дыхание.
- Что вы там увидели, госпожа графиня?
- Деревья.
- Они интереснее меня?
Северина покачала головой:
- Живое предпочтительней железа.
Айзенвальд1 засмеялся. Совершенно искренне, без капли досады.
- А между тем, графиня, я явился к вам по важному поводу.
Северина наконец повернулась к нему и взглянула снизу вверх: генерал был значительно выше.
- Почему вы не спрашиваете, по какому?
- Я не любопытна.
- Качество, странное для женщины.
Она снова покачала головой.
- Я хотел справиться о вашем здоровье.
- Это входит в ваши служебные обязанности?
- Нет. Но когда мне говорят, что вы ранены... - Айзенвальд пытливо взглянул на Северину. По ее лицу блуждала все та же раздражающая улыбка.
- У вас плохие информаторы, генерал, - сказала наконец графиня. - Уверяю вас, я столь же мало увлекаюсь войной, как и политикой, а следовательно...
- ... у меня есть возможность пригласить вас на бал. Сегодня в полночь у меня во дворце. Вы будете?
Жесткость вопроса не оставляла сомнений в последствиях, которые повлечет отказ, Северина присела в реверансе.
- Итак, вы здесь, вы танцуете...
Они стояли в нише окна, заслоненные бархатными драпировками того непередаваемого оттенка, которое бывает у неба в сумерках, и пристальные глаза военного губернатора опасно взблескивали в непосредственной близости от глаз графини.
- Таков был ваш приказ. Хотя я неохотно подчиняюсь приказам.
- Вы ошибаетесь, - сказал Айзенвальд. - Это просто попытка сделать менее официальными наши отношения.
Северина рассмеялась.
- Генерал, неужели вы полагаете это возможным? Вы - завоеватель - с женщиной побежденной страны?
- Берегитесь, - сказал он. Сказал вроде бы шутливо, но у женщины менее отважной неминуемо стиснулось бы сердце.
Графиня отмахнулась.
- Так вы патриотка?
- Все наши женщины - патриотки.
Теперь засмеялся Айзенвальд.
- Неужели у меня не остается надежды?
- Когда вы уйдете отсюда. Вместе с войсками, - сказала графиня Маржецкая тихо.
Айзенвальд сжал ее плечи.
- Даже так?!
Краска сбежала с ее лица, окаменелая улыбка повисла на нем. Кровь едва не проступила сквозь атласный рукав - плотный и белый.
- Вам дурно?
- Тут слишком жарко.
- Мы можем выйти на террасу. Продолжим там наш разговор.
Когда она уходила с бала, улыбка уже не стиралась с лица, ее невозможно было согнать - так застыли напряженные мышцы. Северина не могла произнести ни слова. Виктору в карете пришлось разжимать ей зубы ножом, чтобы напоить болеутоляющим и слегка привести в чувство.
- Я убью его, - сказал Виктор.
- Не надо. Комитет посылает меня эмиссаром в Стрешин. Я уезжаю послезавтра.
- В городе стреляют.
- Куда меньше, чем два годе назад. И мое положение...
- Да, - Игнась печально улыбнулся. - Этот генерал...
- Кому вы верите больше: мне или слухам?
- Я не хочу ссориться вот так сразу, Северина! Я два года ждал здесь, в глуши.
- Вам хорошо было здесь?
Игнась пожал плечами.
- Вы вольны обвинять меня в бездействии. Я честно сражался, пока было можно. Но войска сложили оружие.
- И вы здесь переживаете былую славу.
- Северина, Северина... - сказал он с искренней болью в голосе. - Зачем вы такая? Вы, такая прекрасная в наш железный век...
