Сергей Гаврилов
Одноклассники
● Oct. 31st, 2007 at 9:28 PM
— ты, конечно, много интересного проебал.
митя приложился к лонгайленду.
— вишня застрял головой в писсуаре, толстый наблевал в сумку ане тимощук, а бонч–бруевич отпиздил таубкина за то, что он ему в пятом классе учебник литературы хуями изрисовал. бонч–бруевич теперь писатель, а таубкин — художник.
костя вздрогнул. митя рассказывал о пьянке с одноклассниками по случаю двадцатилетия выпуска, на которую костя не попал. за день до мероприятия начальство отправило его на переговоры в чебаркуль.
— ну надо же. а что бонч–бруевич написал?
— роман о своем отце. посмотри на «озоне». «ради красного словца» называется.
— а верещагин был?
— верещагин в прошлом году в багдадском диснейленде на «американских горках» подорвался.
— господи.
— помнишь, он любил песню «life is a roller coaster»?
— бля.
— пальчикова тоже больше нет.
— а с ним что?
— подавился кошачьими консервами.
официантка принесла чистую пепельницу.
— вам лонгайленд повторить?
— да. и еще принесите нам две водки, пожалуйста.
пока митя выбирал водку, костя вспомнил, как в одиннадцатом классе пальчиков предлагал ему минет («пойми, егорушкин, я в отличие от баб, знаю, как это нужно делать»). несмотря на железную аргументацию, костя от минета отказался. в отличие от бонча–бруевича, который потом на каждом углу говорил: «я не пидарас, просто мне было одиноко».
— ой, а машка чередниченко это вообще пиздец! я слышал, что она теперь всем дает, но и представить не мог, насколько всем. ее сначала токарев выебал, потом марсуладзе, потом охранник, а потом и григорьева еще.
— что, прямо там?!
— ну да. в туалете кафе «уздечка».
маша чередниченко была костиной школьной любовью. он ухаживал за ней несколько лет, но взаимности не добился.
— а ты?
— я — нет. я дашке мишкиной из параллельного класса пристроил.
— погоди, эта которая на барсука была похожа?
— она с годами лучше стала. теперь она похожа на красивого барсука.
официантка вернулась с водкой.
— спасибо.
— пожалуйста.
официантка улыбнулась мите и расправила грудь. митя был хорош собой. проблем с бабами у него не было с начальной школы.
— да, весело. а я вот, чувак, уже два года не трахался.
митя вытаращил глаза.
— два года?! ты серьезно?!
— ага.
— блядь, ну ты даешь! я бы и двух месяцев не продержался! сбрендил бы, наверное, и собаку свою выебал!
— хорошо, что у меня нет собаки.
митя запрокинул голову и расхохотался. костя поднял рюмку.
— ладно, давай. не чокаясь. за пальчикова с верещагиным.
костя бросил в стакан две таблетки аспирина. на канале «культура» малоизвестный писатель балалайкин спорил с малоизвестным литературным критиком подзоровой.
— у меня в отличие от вас, максим, со вкусом все в порядке!
— почему бы вам тогда не стать писателем?
— потому что я, опять же в отличие от вас, читала пришвина и паустовского!
— бог ты мой!
— нет, максим. «бог ты мой» это то, что вы пишете. вот например… сейчас… секунду… вот! «сколько сперматозоидов в одном кубическом сантиметре спермы? пять, десять миллионов? вне всякого сомнения, женщина — самый страшный монстр на земле, рядом с которым, дорогие инопланетяне, годзилла покажется вам правозащитником. ибо за всего один сеанс орального секса она может проглотить мегаполис». спасибо хотя бы за то, что вы написали «женщина», а не «баба».
— да ну не читайте вы этого, господи! ну есть же донцова для быдла и гришковец для быдла с претензией!
— вы считаете меня быдлом, максим?!
— я считаю вас дурой, марина!
— меня зовут наталья!
— простите великодушно! я считаю вас дурой, наталья!
костя выключил телевизор, принял душ, оделся и пошел за сигаретами.
— экстра–лайтс нету. есть экстра–экстра–экстра–лайтс.
— давайте экстра–экстра–лайтс.
— экстра–экстра–лайтс тоже нету. я же говорю, есть экстра–экстра–экстра–лайтс.
— окей.
— что?
— хорошо.
продавщица полезла под прилавок. проходящий мимо грузчик не удержался и ущипнул ее за жопу.
— ой, ну анзор, ну опять! хи–хи–хи–хи-хи!
костя вышел на улицу и закурил. на газоне перед магазином трахались воробьи. костя выбросил сигарету, достал телефон и набрал номер.
— алло!
— маша?
— да.
— привет. это костя егорушкин. мы учились с тобой в одном классе.
он хорошо помнил этот двор. и этот подъезд. и эту вечнозеленую скамейку. сколько раз он провожал машу чередниченко до дома, сколько раз стоял у ее дверей, не решаясь зайти, сколько раз его пиздили местные гопники за томик бодлера в руках! теперь на скамейке сидел восторженный юный дрищ с книжкой мураками. за последние два десятилетия литературные пристрастия влюбленных малолеток поменялись. у пришвина с паустовским снова появился шанс.
костя взял цветы подмышку и набрал на домофоне «012».
— да.
— маш, это костя.
— ага, выхожу.
через сорок минут она вышла.
— привет! а ты совсем не изменился!
— привет. ты тоже.
то, что в шестнадцать называется взаимной ложью, к сорока становится правилом хорошего тона.
маша вставила ключ в квартирную дверь.
— ну что ж, кость, рада была повидаться. не пропадай.
костя уперся рукой в стену. за три часа, проведенных с машей в баре «саддам и ева», он успел порядком наебениться. семь маргарит лишили его устойчивости, но взамен придали экстра–уверенности. экстра–экстра–уверенности.
