Лондон, 1817 год
Откуда-то издалека долетали раскаты грома, но на этой вечерней пустынной улице слышался лишь перестук каблучков убегающей девушки.
Каждый шаг в тонких ботиночках из телячьей кожи болью отдавался в ступнях. Юбки водоворотом крутились вокруг тонких щиколоток, девушка все время боялась наступить на подол и упасть. Прячась от света фонарей на широкой улице, она свернула в мрачный переулок, оглянулась и бросилась дальше — кулачки сжаты, дыхание с трудом вырывается сквозь стиснутые зубы, волосы растрепаны, в глазах — неподдельный ужас.
Всхлипнув, беглянка свернула за угол, попала в темный проулок, тут же вжалась спиной в затененный дверной проем и неподвижно застыла; лишь в панике вздымалась ее грудь. «Не двигайся. Даже не дыши».
Преследователи отставали от нее лишь на какие-то минуты.
И вот она услышала стук копыт бешено скачущих всадников, безжалостных и неотвратимых, как надвигающаяся буря.
Прогремели новые раскаты грома, стекла дома, где пряталась беглянка, задрожали. Девушка съежилась, пытаясь стать совсем незаметной, потому что, когда низкий рокот утих, другие звуки приблизились. И они пугали ее куда сильнее.
Цок-цок, цок-цок, ЦОК-ЦОК.
Бекки Уорд зажмурила от страха глаза. По лбу скатилась капелька пота. Узкий проулок заполонили звуки погони: скрип хорошо смазанной кожи, свист и позвякивание смертоносных лезвий, ружей, пик, пистолетов…
Она знала: всадники не собирались ее убивать. Князь хотел, чтобы ее доставили к нему живой. В этом было единственное преимущество ее положения, если, конечно, его можно так оценить.
Бекки вцепилась в смятые юбки, и, охваченная ужасом ожидания, стояла, дрожа, в духоте летнего вечера. И вот всадники проскакали мимо и остановились — она слышала это — всего в нескольких ярдах от нее.
Казаки знали толк в погоне. Князь Михаил Курков послал за ней четырех лучших воинов, а если эти не справятся, он пошлет много других. Она осторожно выглянула и увидела сгорбленные силуэты второй пары всадников.
Она знала, как выглядят эти страшные люди. Огромные, закаленные в боях, с густыми бородами и длинными усами. Они были одеты в темно-серые короткие кафтаны, мешковатые брюки, заправленные в черные кавалерийские сапоги. Их лица, загрубевшие и загорелые от жизни в седле, были непроницаемы. Слегка раскосые глаза смотрели холодно и деловито. Ей рассказывали, что они происходят от гуннов.
Казаки переговаривались низкими, рокочущими голосами на языке, которого Бекки не понимала. Она с усилием сглотнула — преследователи разделились на пары, чтобы продолжать поиски. Первые двое отправились вперед, а вторая пара развернула своих быстрых крепких коней в сторону широкой освещенной улицы. Как же она называется? Оксфорд-стрит? Пиккадилли? Бекки точно не знала. Когда они скрылись из виду, она едва не потеряла сознание — жуткое напряжение спало, и она почувствовала, что ноги не держат ее.
На долю секунды она позволила себе прикрыть глаза.
«Еще одно чудесное спасение».
Она не знала, хватит ли у нее сил бороться дальше. Четыре дня длилось это преследование. Из города в город. Бекки стремилась на юг, в Лондон. Сегодня она весь день не ела, и сейчас в голове у нее мутилось от усталости и голода. Один только страх заставлял ее сохранять бдительность и бодрствовать. Перед мысленным взором тотчас возникла ужасная картина преступления. Как мог ее могущественный кузен Михаил совершить такое? Хладнокровно убить человека?
А хуже всего то, что Бекки тоже чувствует себя отчасти виновной. «Если бы только я не вмешалась…»
Она содрогнулась и снова открыла глаза, рука инстинктивно ухватилась за маленькую раковину, которая висела на ленте у нее на шее. Этот последний подарок отца сумел придать ей новые силы и мужество. Надо бороться. Она должна добраться до герцога Уэстленда раньше, чем ее разыщут казаки.
Как лорд-лейтенант западного полка Йоркширской конницы, именно его светлость должен был заниматься Михаилом, ведь убийство совершено в зоне его юрисдикции. Из-за высокого положения своего кузена Бекки даже не пыталась обращаться к чиновникам низшего уровня. Никто, кроме очень могущественного человека, не посмеет обвинить наполовину русского князя, который к тому же недавно унаследовал от дедушки Бекки британский титул графа. Старый Уэстленд был известен своим мужеством и прямотой. Бекки надеялась, что он добьется справедливости в отношении Михаила, но только если она, Бекки, сумеет получить у Уэстленда аудиенцию и сообщить о преступлении.
Ей было известно, как заносчиво способны вести себя аристократы. Четыре дня бегства очень изменили ее внешность. Сейчас она больше походила на нищенку, чем на девушку благородного происхождения, а потому сомневалась, примут ли ее у герцога. Мысль о том, что ее могут выгнать, казалась настолько ужасной, что Бскки решила об этом даже не думать, а лишь напомнила себе, что Уэстленд знал ее деда. Правда, они были скорее политическими соперниками, чем союзниками, однако Бекки надеялась, что имя деда заставит великого вига ее выслушать.
К несчастью, девушка никогда прежде в Лондоне не была и понятия не имела, как найти Сент-Джеймс-сквер, где, как она слышала, располагается городская резиденция герцога, а ее поспешное бегство от преследователей тем более затрудняло ее задачу. Михаил не собирался дать Бекки возможность разоблачить его преступление. Нет, у него были на нее совсем другие виды.
