Что-то вторглось в нашу спальню. Оно стремглав пронеслось мимо моего уха и село Джонатану на щеку.
Растущая сдавливающая боль сжала мою талию.
— Ну вот и началось, — произнесла я.
Он взмахивает рукой, и насекомое улетает прочь.
— Ты уверена?
— Думаю, да. Мне кажется, он вылезает, и к тому же… — Я пытаюсь нащупать, за что можно ухватиться, и нахожу руку Джонатана.
— Я позвоню в больницу. Дыши глубже.
Джонатан собрал и поставил рядом с нашей постелью детскую кроватку, а над постелькой, где будет спать ребенок, повесил покрывало с изображением Винни-Пуха. Мягкие игрушки — пингвин, медведь и выдра — удобно устроились в изголовье постели. В моей больничной сумке — медикаменты для оказания первой помощи для облегчения схваток и ночная рубашка с пуговицами на груди, чтобы кормить ребенка.
Не такое уж это великое дело иметь малыша. Люди все время рожают детей. В тот момент, пока ты извлекаешь чайный пакетик так, чтобы, идя к мусорному ведру, не уронить и капли, пять миниатюрных человечков появляются на свет.
Джонатан вошел в спальню и достал из верхнего выдвижного ящика кучу запутанных носков и свой любимый светло-голубой свитер — единственный, который он сам стирает руками, чтобы я не превратила его в свалявшийся войлочный комок.
— Надень что-нибудь теплое, — произнес он, укутывая меня в мягкую шерсть свитера; он так растянулся на моем животе, как будто я на сорок первом месяце беременности.
Джонатан выводит меня из передней двери, его рука нежно обнимает мои плечи. Щеки покрыты красными пятнами. Такая у него кожа: она легко покрывается красными пятнами, особенно когда он возбужден. Навстречу нам идет почтальон.
— Она вот-вот родит ребенка, — говорит Джонатан, как будто тому требуются объяснения.
Лицо почтальона круглое, как луна, одет он в нейлоновую водонепроницаемую куртку. Пытаясь увернуться, чтобы не задеть мой живот, он отшатнулся назад, слегка примяв живую ограду. Видимо, его пугает мысль, что вдруг покажется головка ребенка и придется помогать, так как помощь при родах входит в его обязанности.
Джонатан усаживает меня на заднее сиденье машины. Последнее время я жила в предвкушении этой поездки, представляя и переживая ее вновь и вновь: обгоняя медленно идущие машины, мы резко останавливаемся около затоптанного прямоугольного газона, где, тяжело дыша, на шотландском пледе Джонатана я произвожу на свет ребенка. Мужчины выбегут из парикмахерской с недостриженными волосами, захлопают в ладоши и загорланят, словно в предвкушении предстоящей битвы, и я никогда не забуду их заботливого внимания. Не так-то уж и плохо быть матерью. Джонатан закутает нас троих в плед, и из редакции «Хакни Газетт» приедет фотограф.
— Вообще-то, я мало что сделал, Нина справилась со всем сама. Прирожденная мать, — скажет Джонатан.
Он, конечно, знает, что делать. Однажды во время ленча даже купил книгу «Ребенок и уход за ним: настольное руководство по уходу за ребенком в первый год жизни», на обложке которой была фотография автора — женщины с красивым перманентом — доктора Хилари Дент. Каждую ночь, принимая ванну с миндальным маслом, я читала по главе. «Мы должны все выучить», — сказал Джонатан, радуясь моему серьезному отношению к делу. Я внимательно рассматривала рисунки с изображением младенца, ребенка с вымытой головой (важно смыть городскую пыль и засохшие остатки еды, хотя вряд ли это можно назвать вашим любимым занятием). Но я так ничего и не запомнила. У меня нет опыта общения с теми, кто моложе меня. Однажды Венди, художественный редактор журнала, вошла в офис, чтобы показать своего новорожденного ребенка, я в это время разговаривала по телефону, а на экране моего компьютера что-то зависло. Венди подошла ко мне с уставшими глазами и обнадеживающей улыбкой.
— Хочешь подержать?
Я нехотя посмотрела на нее, изобразив изумление.
— С удовольствием, если бы не простуда. Не хочу заразить его. — Я даже чуть-чуть покашляла, чтобы она подумала, что я и в самом деле больна.
— Это девочка, — произнесла она с натянутой улыбкой и направилась искать тех, кому дети были небезразличны, явно догадываясь, что я солгала. На меня подействовала дрожащая шея новорожденного ребенка — у меня не было особого желания общаться с детьми. По крайней мере, когда они кажутся такими хрупкими и любое неловкое прикосновение может причинить им боль.
Пока мы припарковывались на отведенной только для больничного персонала стоянке, мне никак не удавалось свыкнуться с воспоминанием о трясущейся головке, сидящей на хрупкой шее младенца. Хотя детская кроватка уже стоит в ожидании, я еще не готова стать матерью. Чтобы понять мое новое положение, мне требуется время, хотя бы один месяц, — как дополнительное время в футболе. Когда ребенок берет передышку и перестает бить по моим внутренностям, мне кажется, что все это нереально.
— Хорошая девочка, хорошая девочка, — говорит Джонатан, передавая мне чистую кислородную маску для дыхания.
Мне хочется бросить ему в лицо: «Это по твоей вине я так мучаюсь!» Его прекрасные, песочного цвета волосы прилипли к влажному лбу. Свитер из овечьей шерсти он снял. Под мышками его серой футболки темнеют грязные пятна, а вся грудь непонятно чем забрызгана. Я больше не обращаю внимания на схватки, а только чувствую сильные потуги, которые никто не в состоянии остановить. Напряженно кричу, что передумала и хочу вернуться домой в свою квартиру, где я живу в одиночестве, готовлю и сплю в ванне с теплой водой, но никому нет дела до моего крика.
