В которой рассказываются события прошедшей ночи, взламывается седьмая печать, и наши герои сталкиваются с чем-то весьма примечательным
Джек, Гвен и Янто стояли посреди торчвудского Хаба и смотрели на контейнер. В огромном пространстве вокруг них всё ходило ходуном и громыхало из-за разыгравшейся снаружи бури. Это была длинная ночь.
Джек потянулся, чтобы дотронуться до контейнера, после отдёрнул руку и мрачно покачал головой.
— Это плохо, — сказал он. — Очень-очень плохо.
В этот миг сработала сигнализация. Красные огни гневно запульсировали, зазвучала сирена, и глубоко в недрах Торчвуда зазвонил очень старый колокол.
— Ну не настолько же плохо, — в ужасе отозвался Джек. — Нет! Нет! Нет! Нет!
К сожалению, никто не мог вспомнить, кто владел зданием, пока оно не превратилось в базу военно-воздушных сил. Однако оно мужественно прошло через две мировые войны, выжило в нескольких жестоких десятилетиях в качестве частного полевого аэродрома и в конце концов преобразовалось в промышленный объект. Но в нём всегда имелось большое количество складов, которые по несчастливому стечению обстоятельств, трансформировались в Суиндонские самохранилища.
Люди держали там много вещей — начиная с мебели, которой никогда не пользовались, заканчивая книгами, которых никогда не читали. Старые ковры появлялись и исчезали. Велотренажёры складывались как изжившие себя мечты. Но за всё это время никто ни при каких обстоятельствах не открывал двери Секции Семь. В этом, собственно, и не было необходимости.
А теперь, с далёким набатом старинного колокола, дверь, мягко скрипнув, отворилась, и на резко освещенный коридор шагнула фигура. Фигура принадлежала безупречно одетой — от до блеска начищенных сапожек до аккуратно повязанной шляпки — викторианского вида леди. Она с мрачным смирением посмотрела вокруг себя, и, подняв юбки настолько, насколько позволяли приличия, пошла по сырому коридору по направлению к месту с табличкой Приемная.
За столом, подёргивая голову от ночного утомления, перед включенным каналом с новостями спал толстый мужчина в оранжевом шерстяном жилете. На секунду женщина замерла перед экраном, глядя со смесью зачарованности и неодобрения. А затем бойко постучала мужчине по плечу. Вздрогнув, он очнулся, моргая и уставясь на неё.
— Доброе утро, — твёрдо сказала она. — Я бы хотела узнать две вещи, если вы позволите.
Он потёр глаза и изо всех сил попытался сфокусироваться на ней.
— Откуда вы взялись? — требовательно спросил он. — Сейчас три часа ночи.
— Об этом я осведомлена, — вежливо улыбнулась женщина. — Но мне бы очень хотелось знать какого года.
Он, не раздумывая, ответил, что на дворе 2009 год. Она слегка заинтересованно кивнула и склонила голову набок.
— Могу ли я побеспокоить вас ещё раз, попросив предоставить мне расписание железных дорог Брэдшо? — она начала выглядеть заскучавшей.
Мужчина принялся выдвигать ящик стола до того, как осознал, что у них не было никаких железнодорожных расписаний.
— Это не существенно, — вздохнула она. — Вряд ли там кто-либо будет до рассвета. Не важно. Хвала небесам, что со мной моя Крошка Доррит. — А потом мастерски оглушила его и вышла из самохранилища, направляясь к железной дороге.
Часом позже она с виноватым видом прокралась обратно и украла его бумажник.
Все в действительности было каким-то давящим, думала Гвен, переезжая через последнего «лежачего полицейского» по дороге на работу. После ужасов последних нескольких дней сигналы прошлой ночью казались некими абсурдными предвестниками конца. Она ждала взрывов, фейерверков или неизбежного запуска Тандербёрда Два[2]. Но менее чем через минуту они застыли от звонка колокола, прозвучавшего, как пропущенный звонок.
Джек, обхвативший руками голову, смущённо выпрямился, поняв, что Гвен и Янто смотрят на него.
— Что… — спросила Гвен резче, чем собиралась, — это было?
Джек нервно засмеялся, что было ему совсем несвойственно.
— Ох… — он помахал руками. — Ложная тревога. Эй, это ничего не значит.
Он выглядел, как политик, случайно попавший в лучи прожектора Джереми Паксмана[3].
Определенно, Янто тоже не был им убеждён.
— Насколько понимаю, это какая-то предупредительная сигнализация?
— Думаешь? — Гвен была странно зачарована происходящим.
Янто кивнул.
— Но из-за чего, Джек?
Джек сунул руки в карманы, и на минуту показалось, что вот-вот начнёт насвистывать.
— Хм. Надёжный антиквариат. Вот и всё. Чрезмерно. Да. Канувший в Лету. Устаревший. Просроченный. Снимем его завтра. Выложим на eBay.
Он понял, что друзья таращатся на него. Бесспорно, неубедительно. Он взглянул на свои ботинки.
— Знаете, — промямлил он — именно промямлил, — мы как бы и не нуждаемся в вычурной системе, чтобы понять, что мы в беде. Мы и так знаем. Но мы выкрутимся. А колокола и свист — это излишний стресс, который нам вовсе ни к чему, — он пожал плечами и попытался натянуть низковольтную харкнессовскую ухмылку. — Не волнуйтесь. Это такое же старьё, как Нана Мускури[4]. Если бы была какая-то опасность, я бы сказал. А теперь вы оба идите по домам. Янто, не прибирайся. Оставь как есть. Гвен, увидься со своим мужчиной, посмотри, не отросла ли у него борода. Отдохните немного. Увидимся здесь завтра утром.
