Она полулежала на роскошной белой кожаной кушетке, одна из ее сильно загорелых ног вытянута вперед, вторая наполовину поджата, так что отчетливо выделялась изящная соблазнительная ямочка на коленке. Мальчишеские бедра и полусформировавшаяся грудь девушки были едва прикрыты бикини апельсинового цвета в белый горошек. Лицо — детское, но выражение отнюдь не невинное, а длинные рыжие волосы спадали до шоколадного цвета плеч. Ей только что исполнилось девятнадцать лет, а она уже была четвертой — или все-таки пятой? — миссис Клэй Роулинз.
— У любого человека, занимающего такое положение, как Клэй, всегда будут враги, и их много, мистер Холман, — произнесла она ясным дискантом. — Посмотрите на них в студии! Они знают о его незаурядном таланте, поэтому так хочется опозорить, скомпрометировать его!
— Помолчи, Бэби! — раздраженно оборвал ее Роулинз. — Ты сама не знаешь, о чем болтаешь!
Он на мгновение задержал взгляд на крошечном кусочке материи, верхней принадлежности бикини, и многозначительно подмигнул:
— Во всяком случае, нужно отдать должное: сердце твое на месте!
Я окинул взглядом фигуру стареющего, весьма потрепанного громадины Клэя Роулинза и подумал, что, пожалуй, самым подходящим эпитетом для его характеристики будет “глыба”. Он возглавлял когорту “звезд” в течение последних двадцати пяти лет, был полновластным королем почти в каждом боевике из разряда хитов. В молодости он переиграл роли разнообразных героев: мушкетеров, пиратов, шерифов, полковников-кавалеристов, бесстрашных летчиков, даже могучего белого охотника. Теперь его густые каштановые волосы поседели, лицо было так изрезано глубокими морщинами, что ему можно было спокойно дать пару сотен лет. Но его нос с горбинкой и выразительные живые глаза были такими же, как в молодости. Так и казалось, что с его языка сорвется вопрос: “Кто-нибудь ищет товарища отправиться за тридевять земель? Я готов!"
Глубоко затянувшись сигаретой, он подмигнул мне.
— Вот теперь вы сами убедились, как обстоят дела, Рик? Я столкнулся с одной небольшой задачей, но Бэби не терпится раздуть ее и превратить в международную проблему.
Бэби громко и пренебрежительно фыркнула, повела плечиком, затем, вздернув еще выше курносый нос, который разве что репортеры из разделов светской хроники могли назвать привлекательным, насмешливо произнесла:
— При чем тут я? Ты же весь трясешься от страха. Места себе найти не можешь.
— Это чисто родительская проблема. Бэби, ты еще недавно замужем и не суй свой изящный короткий носик, куда не положено. — Он демонстративно повернулся к ней спиной. — Речь идет об Энджи, Рик. Два месяца назад она ушла из дому и теперь живет с парнем на окраине Лос-Анджелеса.
— Я без конца твержу ему одно и то же, — снова вмешалась Бэби, — он должен отправиться к ним и притащить эту девчонку домой за волосы. Но разве у него хватит на это решимости?
Роулинз опять повернулся к своей Бэби, на его лице появилось грозное выражение.
— Маленькие колесики, постоянно вращающиеся в твоей пустой голове, — спокойно сказал он, — производят довольно-таки отвратительный шум, я отвлекаюсь и никак не могу разобраться в собственных мыслях. Почему бы тебе не отправиться в свою комнату и немного не отдохнуть?
Она надула коралловые губки.
— Я хорошо отдыхаю. Возможно, ты этого не заметил?
Клэй направился к кушетке, правая рука у него была опущена, пальцы сжимались характерным движением, неоднократно обыгранным в кинофильмах, где он, к примеру, врывался на лошади в город в поисках парня, который осмелился оскорбить дочь владельца ранчо.
— Бэби!
С задумчивым выражением на лице он подошел к Бэби.
— Придется найти какой-нибудь способ утихомирить тебя.
Его пальцы резко вцепились в верхнюю половину бикини: раздался звук рвущейся ткани, и узкая полоска мини-лифчика оказалась у него в руках. Бэби жалобно пискнула, скрестила руки там, где, по идее, у нее должна была находиться грудь, а не какие-то невразумительные бугорки, вскочила с кушетки и пулей вылетела из комнаты. Вид сзади определенно не соблазнял: ни крутых бедер, ни плавного покачивания ягодиц.
Роулинз тихо вздохнул и опустился на то место, на котором лежала его жена.
— Через некоторое время это входит в привычку, — уныло заметил Роулинз. — Вырабатывается нечто вроде условного рефлекса. Какая-то девушка вдруг начинает постоянно и ежедневно мелькать у тебя перед глазами, и, прежде чем ты успеваешь что-то сообразить, уже оказываешься в Вегасе со свидетельством о браке. Иногда на всю операцию по внедрению в мой дом уходит менее шести месяцев... — Он явно отвлекся и забыл, о чем хотел поговорить, поэтому я прервал его:
— Энджи? — напомнил я.
— Моя дочь.
Он попытался улыбнуться.
— Именно ради этого я вас и вызвал, не так ли? Пареньке которым она живет, величает себя художником. Я бы назвал: тип с интеллектуальными претензиями. Лумис. Харольд Лумис. Мерзавец.
— Вам он не нравится, — заметил я, — но ваша дочь относится к нему иначе.
— Она еще молода, у нее не может быть собственного мнения. Энджи — ребенок, ей всего лишь девятнадцать.
— Достаточно, чтобы стать женой, — намекнул я. Роулинз слегка покраснел.
