© К.И. Чуковский, наследники, 2008 © Русский путь, 2008
I
Он был гостеприимен, как магнат. Хлебосольство у него доходило до страсти. Стоило ему поселиться в деревне, и он тотчас же приглашал к себе кучу гостей. Многим это могло показаться безумием: человек только что выбился из многолетней нужды, ему приходится таким тяжким трудом содержать всю семью - и мать, и брата, и сестру, и отца, у него нет ни гроша на завтрашний день, а он весь свой дом, сверху донизу, набивает гостями, и кормит их, и развлекает, и лечит!
Снял дачу в украинском захолустье, еще не видел ее, еще не знает, какая она, а уже сзывает туда всяких людей из Моск-ны, из Петербурга, из Нижнего.
Л когда он поселился в подмосковной усадьбе, его дом стал похож на гостиницу. «Спали на диванах и по нескольку человек во всех комнатах, - вспоминает его брат Михаил, - ночевали даже в сенях. Писатели, девицы - почитательницы таланта, земские деятели, местные врачи, какие-то дальние родственники с сынишками».
Но ему было и этого мало.
«Ждем Иваненко. Приедет Суворин, буду приглашать Ба-ранцевича», - сообщал он Нате Линтваревой из Мелихова в девяносто втором году (15, 365)1.
' Первая цифра в скобках означает том, вторая - страницу Полного собрания сочинений и писем А.П. Чехова, М., 1946-1951. Нами сохранены ссылки на это собрание сочинений А.П. Чехова, которым пользовался Корней Иванович. Все другие ссылки также даны по последнему прижизненному изданию (М.: Худож. лит., 1967). - Примеч. ред.
А заодно приглашал и ее. Причем из следующих его писем оказывалось, что, кроме этих трех человек, он пригласил к себе и Лазарева-Грузинского, и Ежова, и Лейкина и что у него уже гостит Левитан!
Восемь человек, но и это не все: в доме постоянно ютились такие, которых даже не считали гостями: «астрономка» Ольга Кундасова, музыкант Мариан Семашко, Лика Мизинова, Мусина-Пушкина (она же - Дришка, она же - Цикада), какая-то Ле-сова из Торжка, какая-то Клара Мамуна, друзья его семьи, завсегдатаи и великое множество случайных, безыменных людей.
От этого многолюдства он, конечно, нередко страдал. «С пятницы Страстной до сегодня у меня гости, гости, гости… и я не написал ни одной строки» (15, 366). Но даже это не могло укротить его безудержной страсти к гостям. В том же письме, где помещена эта жалоба, он зовет к себе ту же Кундасову в следующем - Владимира Тихонова, в следующем - Лейкина, в следующем - Ясинского, а из следующего мы узнаем, что у него гостят и Суворин, и Щепкина-Куперник, и таганрогская Селиванова-Краузе!
Звал он к себе всегда весело, бравурно, игриво, затейливо, словно отражая в самом стиле своих приглашений атмосферу молодого веселья, которая окружала его.
«Ну-с, сударь, - писал он, например, редактору "Севера", - за то, что Вы поместили мой портрет и тем способствовали к прославлению имени моего, дарю Вам пять пучков редиски из собственного парника. Вы должны приехать ко мне (из Петербурга! за шестьсот верст! - К. Ч.) и съесть эту редиску» (15,371).
И вот как приглашал он архитектора Шехтеля:
«Если не приедете, то желаю Вам, чтобы у вас на улице публично развязались тесемки» (белья.- К.Ч.) (13, 220).
Таково же его приглашение водевилисту Билибину:
«Вы вот что сделайте: женитесь и валяйте с женой ко мне… на дачу, недельки на две… Обещаю, что Вы освежитесь и великолепно поглупеете…» (13, 164-165).
Дело здесь не в радушии Чехова, а в той огромной жизненной энергии, которая сказывалась в этом радушии.
Зазывая к себе друзей и знакомых, он самыми горячими красками, как бы пародируя рекламу курорта, расписывал те наслаждения, которые их ожидают.
«Место здоровое, веселое, сытое, многолюдное…» (14, 153), «Теплее и красивее Крыма в сто раз…» (14,153), «Коляска покойная, лошади очень сносные, дорога дивная, люди прекрасные во всех отношениях» (14, 364), «Купанье грандиозное» (13, 221).
Приглашал он к себе очень настойчиво, не допуская и мысли, что приглашаемый может не приехать к нему. «Яобязательно1 на аркане'1притащу Вас к себе», - писал он беллетристу Щеглову (14, 151). Большинство его приглашений были и вправду арканами, такая чувствовалась в них настойчиво-неотразимая воля.
«Ненавижу Вас за то, что Ваш успех мешает Вам приехать ко мне», - писал он одному из приятелей (14, 120).
И другому:
«Если не приедете, то поступите так гнусно3, что никаких мук ада не хватит, чтобы наказать Вас» (14, 350).
И в третьем письме спрашивал Лику Мизинову:
«Какие муки'.мы должны будем придумать для Вас, если Вы к нам не приедете?» (15, 356).
И угрожал ей дьявольскими пытками - кипятком и раскаленным железом.
И писал сестре об одной из своих сумских знакомых:
«Если она не приедет, то я подожгу ее мельницу» (16,195).
Эта чрезмерная энергия его приглашений и просьб часто тратилась им почти без разбору. Всякого он звал к себе так, словно тот был до смерти нужен ему, хотя бы это был утомительно шумный Гиляровский или мелкотравчатый, вечно уязвленный Ежов.
Напрасно мы перебираем в уме имена старых и новых писателей - ни одного мы не можем припомнить, наделенного таким размашистым и щедрым радушием. Казалось бы, оно гораздо более пристало писателям-барам, владельцам помещичьих гнезд, чем этому внуку крестьянина, сыну убогого лавочника, но ни одна столбовая усадьба и за десять лет не видала под своими древними липами такого нашествия разнообразных гостей, какое было повседневным явлением в «обшарпанном и оборванном» Мелихове.
