Все было прямо как на картине Сезанна: те же роскошные, чувственные женщины, надменно-томные, какими их увидел художник. Их было семь или восемь, разных комплекций; одни возлежали на скамьях, другие стояли, прислонясь к кафельной стене, животы расслаблены, складки жира нависают над курчавым лобком. Облако пара влажнеет у тел, капли воды стекают по коже и вниз по кремовому кафелю. Одна, с особенно красивой фигурой, с круглыми, налитыми грудями, с широкими бедрами, медленно поднимает руку, заглаживает назад со лба влажные волосы; потом со вздохом, растворяющимся в шипении пара, запрокидывает голову назад. Это выражение крайней истомы чем-то сродни эротическому изнеможению. Невыносимо жарко — лень говорить, лень думать. Мне невыносимо захотелось туда.
Что тут думать? Тот самый случай, когда женщине вполне прилично все с себя сбросить. Прикрыв решетку глазка, я обернулась к моей сопровождающей:
— Разденусь-ка и я, можно?
Известие пришло по мобильному телефону — «новейшему воплощению Комфорта и Надежности в техническом оснащении делового человека». «В любой момент, в любой точке планеты ваши сотрудники получат необходимое сообщение». Так гласит реклама. Но эти ребята не учли мощности динамиков кинотеатра «Холлоуэй Роуд Одеон». Разве только они рассчитывали на детей. Сидящая рядом Эми запихивает в рот очередную пригоршню попкорна, глаза широко раскрыты, завороженно смотрит, как синий человекообразный джинн усердствует на благо Аладдина. Но первой все-таки услыхала она.
— Ханна, у тебя карман бибикает!
Боже, как много в жизни проходит мимо нас, тугоухих взрослых! Может, одни дети и верят в волшебников, потому что только они способны слышать, как те шушукаются в глубине сада. Вместо того чтобы любоваться Робином Уильямсом, пришлось общаться по телефону с Фрэнком. Замена, прямо скажем, неравноценная.
— Да-да?
— Алло? Ханна? Где ты, черт побери?
— Погоди-ка…
В это время на экране творились самые невероятные чудеса. О том, чтоб сказать Эми «пойдем», пообещав скоро вернуться, не может быть и речи.
— Я на минутку в вестибюль, — шепнула я ей. — Мигом обратно. Идет?
Рука, как заведенная, снова в рот. Хруст попкорна. Еле заметный кивок.
Пробравшись по ряду, я скользнула к дверям сбоку от экрана. Одну оставила полуоткрытой, чтоб видеть макушку Эми в глубине кинозала. Позор мне как детективу, если посреди диснеевского фильма пятилетнюю девчонку умыкнут растлители, Я дернула антенну.
— Привет, Фрэнк.
— Что там за гвалт?
— Аладдин охмуряет принцессу Жасмин.
— Чего-чего?
— Каникулы. Не вникай, ты уже вышел из этого возраста. В чем дело, шеф?
— Поздравляю. Для тебя есть работа. Дурной знак. «Для тебя» — значит, сам Фрэнк от нее отказался.
— Что за работа?
— «Замок Дин», Беркшир, оздоровительный комплекс. У них проблемы с джакузи.
— А водопроводчик на что?
— Не в том дело. Кто-то накидал в них дохлых карпов. Та же рука, по-видимому, начинила шипами массажные щетки.
— Малоприятно.
— Вот именно, за такой сервис да еще платить по двести фунтов в день. Придется тебе срочно туда подъехать.
— Ты забыл? Я при ребенке!
— Значит, сдай ребенка. Не мне тебя учить, Ханна. Преступник не дремлет. Работа не на один день, так что заверни домой, собери вещи. Подробности вышлю факсом. Ах да, костюмчик тренировочный, не забудь, потеплее прихвати!
До меня донеслось хихиканье Фрэнка. Мило, учитывая, что вес сбавлять уместно именно ему. Что я и не преминула заметить.
— Кто же спорит! Но, боюсь, мое появление в заведении для дам будет неверно воспринято. Ты, Ханна, еще мне спасибо скажешь! Тебя там подлечат, да еще и деньги заплатят. Мы сговорились на сто пятьдесят фунтов в сутки плюс лимонный сок в неограниченном количестве. Неплохо, а? После ноги мне будешь целовать.
Вредительство в оздоровительном комплексе. Прямо скажем, тема не типичная для защитников правопорядка в финале двадцатого века. Но что я — дура, чтоб отказываться от бесплатного массажа?
— Отлично! Что им сказать, когда ты будешь?
Я взглянула на экран. Принцесса Жасмин морально готовилась одарить поцелуем простолюдина. М-м-да. Даже в Диснейленде истинная любовь побеждает не без труда.
— После «хэппи-энда».
Я обещала Кейт, что Эми пробудет со мной до четырех, потому привела ее к себе домой. Она сидит на моей кровати, уплетает «рисовые хрустики» и, пока я укладываю вещи, громко читает по складам надпись на обертке. Потом — надписи наклеек на моем чемодане, потом принимается за титульный лист книжки Реймонда Карвера у кровати. Постигающая грамоту мелюзга может быть страшнее чумы. Ее счастье, что я — это я, а не любимый персонаж Брета Истона Эллиса [1].
Хотя по привычке я потявкиваю на Фрэнка, перспектива проехаться оказалась для меня очень кстати. Надо сказать, я засиделась без дела, да и спать стала неважно — снова в снах преследует мерзавец, с которым я столкнулась однажды на узкой сельской тропинке (теперь, надеюсь, ясно, почему между Бретом и мной нет ничего общего). Может, небольшая физическая встряска очистит мозг от вредных примесей, я снова познаю прелесть жаркого пота, хватит уж обливаться холодным.
