«Есть свидетельство о рождении. Есть свидетельство о смерти. Где свидетельство о жизни?»
Михаил Жванецкий
Мне казалось, что я куда-то лечу. И самое удивительное было в том, что никакой боли я не чувствовал. Да и тела своего я тоже не ощущал. Я был одной бесконечной мыслю, которая неслась куда-то в глубины космоса. Скорее даже не мыслью, а сознанием без тела. И меня это нисколько не удивляло и не пугало. Но вот откуда-то снова пришла эта боль. Зачем? Мне так хорошо было парить в этой чёрной темноте с редкими проблесками света. Я уже чувствовал себя частью вселенной, а тут какая-то боль. И откуда она? У меня же нет тела.
Похоже, что тело у меня, всё-таки, есть и оно чувствует некую боль. Так, где конкретно болит? Там где сердце. Ух ты, у меня есть сердце и оно болит.
— Как же больно, — услышал я чей-то шёпот и мне показалось, что это произнёс я, хотя я не был в этом абсолютно уверен.
— Доктор, он что-то сказал, — раздался у меня в голове или где-то рядом женский голос.
— Это хорошо, — ответил ему мужской баритон.
О ком эти люди говорят и зачем здесь какой-то доктор? И кто там у них болен? Стоп, боль-то испытываю я. Получается, что этот доктор находится здесь именно по мою душу. Я решил это выяснить и открыл сначала левый глаз. Точно, перед моим взором предстали двое в белых халатах и один из них, однозначно, доктор. Далее я посмотрел на то, что лежало перед моими глазами, закрытое простыней. Ага, ноги у меня есть и я ими попробовал пошевелить. Ха, шевелятся. Совсем недавно у меня никаких ног не было, а теперь они у меня имеются в наличии. Дальше займёмся руками. Они тоже были на месте и полностью слушались меня. Хотя с левой рукой было что-то не совсем так. А, это какая-то повязка на ней, которая мешала ей полноценно двигаться. Но болит не рука, а совсем рядом с этим местом. Это место тоже было забинтовано, но болело оно уже меньше, чем прошлый раз. А когда был этот прошлый раз?
Тут я услышал опять тот же мужской голос, который обратился ко мне. Я повернул голову на звук и сказал:
— Пить.
— Вот и славно, — повторил мужской голос, который принадлежал доктору в белом халате, так как обладательница женского голоса в этот момент подала мне специальную кружку с носиком в ручке, которую называли поильником.
О, как же хорошо. Я бы выпил ещё два раза по столько же этой живительной влаги, но кружку у меня забрали. Я даже попытался руками схватить её и это мне, на удивление, легко удалось. Медсестра удивилась такой моей мгновенной реакции, а доктор рассмеялся.
— А у вас двигательные функции рук почти полностью восстановились, — сказал доктор. — Меня зовут Генрих Эдуардович, я ваш врач. А это моя помощница Инга. Ну а вас мы прекрасно знаем. Как ваше самочувствие?
— Бывало и лучше, — ответил я. — А где я?
— Вы, попрежнему, находитесь на даче у Леонида Ильича, в его отдельной персональной палате.
То-то я смотрю, что всё вокруг мне почему-то знакомо. Правильно. Я же был здесь неделю назад или сколько?
— Доктор, — спросил я, — а какое сегодня число?
— Двадцатое мая с утра было.
— С утра много чего было, всего не упомнишь. И сколько я здесь лежу?
— Сейчас два часа дня, значит, приблизительно, около трёх с половиной часов.
— Леонид Ильич жив?
— Жив и здоров с вашей помощью.
— А Виктория Петровна и моя Светлана?
— С ними тоже всё в порядке. Ваша Светлана уже всех здесь замучила своими просьбами пропустить её к вам.
— Узнаю свою подругу. Только мне очень нужно в одно место сначала сходить.
— Вам нельзя вставать, а тем более ходить. Инга вам принесёт утку.
— Нет уж. Как говорил один умный человек: «Лучше журавль в небе, чем утка под кроватью». Я сам могу дойти до туалета. Пусть Инга меня туда проводит. Ноги у меня работают нормально, я их только что проверил.
И я их действительно проверил, не просто пошевелив пальцами. Я мог внутренним зрением определять места боли не только у других людей, но и у себя. У меня на теле было две болевые точки. Синяки, царапины и ссадины я в расчет не беру. Их на моем теле было довольно большое количество. Они тоже причиняли некоторый дискомфорт, но по сравнению с болью в левой стороне груди, это была мелочь. Я хорошо помню, как пуля вылетела из ствола «чужого» и летела прямо мне в сердце. А потом были боль и темнота.
Но я пули внутри себя не «видел» и не чувствовал. Я знаю, как это должно было выглядеть на примере Василия. Кстати, как он? Но это я узнаю позже, а сейчас мне надо срочно в туалет, иначе я обмочу себе пижамные штаны. Хорошо же будет выглядеть трижды Герой Советского Союза в мокрой пижаме. И, кстати, кто меня раздел и надел на меня эту пижаму? Она, правда, была мне очень великовата, но её подвязали какой-то веревочкой на талии, чтобы штаны с меня не спадали. Неужели это пижама Брежнева? Ну правильно. Это же дача Леонида Ильича и все мужские вещи принадлежат ему. Значит, её кто-то специально для меня и выдал. И этот кто-то, скорее всего, Виктория Петровна. Только она могла знать, где и что в этом доме лежит.
Так, я рывком сел на кровати и голова слегка закружилась. Потом я схватился за спинку и встал. Всё нормально функционирует и даже то, чему функционировать в этот момент совсем не следует. Штаны предательски оттопырились в районе паха и я спросил у Генриха Эдуардовича, который вместе с медсестрой меня поддерживали под руки, чтобы я, не дай Бог, не упал:
