Новый мир, 2010 № 11

Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Выпустил более десяти поэтических книг. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.

*    *

 *

Птиц летящих вереница,

словно в небе лесенка, качается,

и боюсь я оступиться,

в жизни разувериться, отчаяться.

Как же выглядит красиво

край наш с высоты полета птичьего!

Только требует полива

клумба возле дома городничего.

*    *

 *

В пруду холодная вода.

У бедной прачки ноги сводит.

А водомерка без труда

туда-сюда по пруду ходит.

Мне преимущество ее

над глупой бабой очевидно,

что лезет в пруд стирать белье.

Мне и досадно и обидно.

*    *

 *

Если только полушепотом,

только с глазу на глаз ночью темной —

смысла нет делиться опытом

нам с аудиторией огромной.

Сведениями секретными

не располагаем мы с тобою.

Состояньями несметными

не кичимся мы перед толпою.

За спину закинул полотенце я.

Сел на стульчик шаткий рядом с койкой.

До сих пор еще интеллигенция

остается узкою прослойкой.

*    *

 *

Неизлечима болезнь облаков.

Тают у нас на глазах облака.

Острые ребра торчат из боков,

шкуру успев продырявить слегка.

Кожа и кости плывут надо мной.

Кожа и кости плывут в вышине.

Тотчас, лишь ветер задул ледяной,

сделалось сыро и холодно мне.

*    *

 *

Хвост трубой, и дымчатая шубка.

Мордочка курносая слегка,

словно на стволе сосны зарубка,

видная в лесу издалека.

Что могу я рассказать про белку,

про ее нелегкую судьбу?

Что она попала в переделку,

судя по отметине на лбу.

Может, хорошо, что и поныне

чистят ружья кирпичом у нас.

Мне бы не хотелось жить в пустыне,

чтобы люди били зверя в глаз.

*    *

 *

Деревья выстроились в линию

по большей части к нам спиной,

как будто бы на речку синюю

они глядят в полдневный зной.

Они стоят, не расступаются,

по каменистым берегам,

и сами в речке не купаются,

и не дают купаться нам.

*    *

 *

Хлопки мухобойки на даче соседской

когда в темноте раздались,

тогда я подумал, что мы на советской

земле неспроста родились.

Недаром меня комариное пенье

будило ни свет ни заря,

не зря полюбилось мне стихотворенье

проласточкуиз букваря.

Здоровые люди, способные к жизни

в суровом и диком краю,

решительно необходимы отчизне,

чтоб выдать их мощь за свою.

*    *

 *

Время для полуденного отдыха

ни на что другое не пригодное,

ни для преступленья, ни для подвига,

тихое, как море мелководное.

Ракушки на дне песчаной гавани.

А по берегам кусты колючие.

Редкие опунции с агавами

норовят вцепиться в нас при случае.

*    *

 *

В роще птицы смолкли.

Ясно стало,

что теперь беды не миновать.

И меня беда не миновала,

закачалась подо мной кровать.

Гром гремел, и молнии сверкали.

И тогда казаться стало мне,

что с годами производство стали

непомерно выросло в стране.

Я себе представил сталевара

у печи мартеновской в дыму.

Щеки его, алые от жара,

полыхали, как закат в Крыму.

*    *

 *

Ни единой вилки, ни ножа,

только ложки в ящике посудном.

Может, у тебя больна душа?

Все мы нынче в положенье трудном.

Чтобы джинн бутылки не разбил,

выпустили джинна из бутылки.

Друг от друга нету больше сил

прятать по ночам ножи и вилки.

*    *

 *

Жалко мне ужасно бывших школьников,

бороздящих бодро тротуары.

По ночам, как старых уголовников,

двоечников мучают кошмары.

В сумерках лишь только развиднеется,

как тотчас пейзаж преобразится,

и, поняв, что не на что надеяться,

мы вонзим в подушки наши лица.

Ты уронишь на подушку голову,

разбросавши кудри, как по плахе.

Намертво прилипнут к телу голому

полы белой ситцевой рубахи.

*    *

 *

Негде было яблоку упасть.

Из коробки жестяной киномеханик

ленту доставал за частью часть

бережно, как будто тульский пряник.

Так скрипел мой стульчик откидной,

словно ключик золотой в волшебной дверце,

словно человек с одной ногой,

у которого засела пуля в сердце.

*    *

 *

Вдруг появился в небе голубь.

Как будто бы во льду залива

взялась бог весть откуда прорубь,

что было, в общем-то, красиво.

Как будто хлынула наружу

внезапно краска голубая.

Как будто выбралась на сушу

из моря рыба чуть живая.

*    *

 *

Все кончится сухими хризантемами,

стоящими на кухонном столе,

все кончится обыденными темами —

о жизни и о смерти на земле.

Единственное наше развлечение —

смотреть с утра до ночи за окно —

утратит изначальное значение,

поскольку на дворе темным-темно.

Вода в канаве придорожной — черная,

а в рощице — багряная листва,

но так щебечет лодочка моторная,

что у меня кружится голова.

Березин Владимир Сергеевич родился в 1966 году. Закончил МГУ. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.

Путевой роман

Паломничество моё удалось прекрасно.

Я наберу из своей жизни годов пять, которые дам за эти десять дней.

Лев Толстой в письме к Ивану Тургеневу от 26 июня 1881 года

ПРЕДРЕЧЕНИЕ

9 ноября. Москва — Ясная Поляна

Я вам вот что скажу — в великой русской литературе всё очень продумано. И более того, всякий писатель, если он, конечно, настоящий русский писатель, сначала сообщает что-нибудь, а потом уже исполняет это в своей жизни. Напишет Пушкин про дуэль — и, пожалуйте бриться, вот его уже везут на Мойку с пулей в животе. Как начнёт писать человек про самоубийство героя, так натурально, значит, найдут писателя совсем неживым. Страна не зарыдает обо мне, но обо мне товарищи заплачут.