Запарковав левитак — так назывался антигравитационный летательный аппарат, работавший на левитационных принципах — у балкона на 17-м этаже, Би-Кей приложил большой палец к сенсорному замку, раздался сигнал соответствия отпечатка, балконная дверь бесшумно сдвинулась, и он вошел в свое жилище. Дверь за ним так же бесшумно закрылась. Собственно, жилищем это помещение можно было назвать только с большой натяжкой — это был небольшом пустой куб. Та стена, которая незаметно спрятала в себя входную дверь, представляла собой огромный жидкокристаллический экран. На нем открывался чудесный вид на Париж с высоты птичьего полета. Картинка медленно плыла, будто это был вертолетный тур над городом: вот появился величественный Собор Парижской Богоматери, потом показалась будто шагающая куда-то Эйфелева башня, потом — как большая сахарная голова — несущаяся в небо Сакре Кёр… Эта парижская программа продолжала работать еще со вчерашнего вечера, когда уставший после тяжелого дня Би-Кей незаметно растворился во сне, а потом вскочил уже утром по третьему невыносимо-пронзительному звонку будильника — он уже опаздывал на работу. Стена так и осталась не выключенной…
Би-Кей был членом киберсоциума, он был одним из обитателей Земного киберпространства. Полное его имя было Би-Кей-6233214, а Би-Кей — это было его уменьшительное имя, которым его называли сослуживцы. Собственно, если бы не этот идиотский идентификационный номер, то звать бы нашего героя можно было просто Борис Крылов. Это был простой русский парень, потомственный компьютерщик, у которого и отец, и дед были тоже компьютерщиками.
Как и в каждом интеллигентном русском человеке, в нем жила непонятная тоска по Парижу. Он сам в нем не был ни разу, но много слышал о нем от отца, который был влюблен в Париж, хотя и он там никогда не был. Возможно, эта любовь была просто генетической. Из своей родословной, которая по традиции была по наследству передана ему после смерти отца, он узнал, что его прапрадед был известным ученым-механиком, академиком Российской Академии наук, а если заглянуть в историю поглубже, то можно было найти и пращура — графа Александра Крылова, который был одним из первых членов Петербургской академии еще в достославные времена Екатерины Великой.
Видимо, эти глубокие аристократические корни и таили в себе ту загадочную любовь к Парижу. Ведь было время, когда русские аристократы говорили по-французски даже лучше, чем на своем родном языке!
Би-Кей любил проводить свободное время, погружаясь в виртуальную жизнь Парижа… Но сегодня почему-то на душе у Би-Кея было муторно. Он не мог в себе разобраться, что-то было не так. Сегодня вид Парижа вызвал у него какое-то острое ностальгическое чувство, похожее на отчаяние… Он нажал одну из кнопок карманного пульта управления, и Париж на стенке погас.
Нажав другую кнопку, он выдвинул из стены стол и стул-консоль, принес из холодильника, утопленного в стене, какой-то твердый брикет и сосуд, похожий на заварочный чайник. Чайничек он поставил на электромагнитную конфорку, вмонтированную прямо в стол, и содержимое сосуда почти мгновенно дошло до нужной температуры. Он сел за стол и начал откусывать от брикета, запивая подогретым питательным бульоном. Брикет представлял собой хорошо перемолотую массу хлеба, мяса и овощей в соответствии с дневным рационом, а бульон был какой-то отвратительной мешаниной: куриный кубик в компоте из протертых сухофруктов.
Бр-р-р! Представляете себе такое? Но Би-Кей не знал, что это невкусно — ведь он не знал ничего другого с самого детства, с тех самых пор, как только начал осознавать себя: его всегда кормили только этой бурдой.
Поужинав, Би-Кей отнес одноразовую посудину в ящик для мусора, который размещался в стене около холодильника. Рядом с мусорным люком располагался люк пищепровода, по которому завтра утром ему будет доставлена новая ежедневная порция еды.
После ужина Би-Кей, воспользовавшись тем же карманным пультом, убрал обратно в стену столовый стол со стулом и выдвинул из соседней стены мягкое кресло с подлокотниками, в которое устало погрузил свое тело. Почему-то ему было очень плохо, в горле стоял ком, на глаза невольно наворачивались слёзы. Он вспомнил свое детство. Яркие картинки вспыхивали в его памяти, и он будто погрузился в свою прежнюю жизнь.
Самые первые воспоминания Би-Кея — это детский интернат, похожий на гигантский аквариум: на внутренней территории, окруженной со всех четырех сторон непрозрачными стеклянными стенами, на которых ярко поблескивали ребра из нержавеющей стали, размещались песочницы для совсем маленьких, площадки для игр, бассейн-лягушатник, небольшой тенистый садик и плац для построений. Весь внутренний двор был покрыт огромнейшим прозрачным стеклянным колпаком, поэтому создавалось впечатление, что находишься под открытым небом.
Все окна в здании смотрели только во внутренний двор, внешние стены, хоть и были стеклянными, были абсолютно непрозрачны. Так и жили воспитанники интерната, как рыбки в аквариуме: это был весь их мир, ничего иного они не знали, а потому это «иное» им было и не нужно.
