Переулок поливало дождём. Открыв глаза, Адам увидел в окне унылое серое небо над слепой стеной дома напротив и одинокое чахлое деревце, приткнувшееся у кособокого флигеля постройки начала двадцатого века. Ветер загудел в вентиляционных шахтах, капли дождя забарабанили по подоконнику, плохо закреплённый лист жести на крыше громыхнул, пугая старуху-соседку и чердачных котов, а ветви дерева судорожно дёрнулись, роняя желтеющие листья. Пахнуло землёй.
Не вставая, Адам протянул руку, взял ноутбук со стола и открыл файл рукописи. Он слишком долго откладывал. Сейчас, пока не началась дневная суета, до новостей, до чтения почты, есть шанс, что он сможет.
Но вместо вычитки он стал рассматривать стену дома. За ночь на ней появилась новая надпись. Рядом с корявой «Seks Pistols» и выцветшей «Budka Suflera» кто-то уверенно вывел: «Бегство — доблесть, если это бегство из плена». Адам гадал, кто из соседей-подростков мог бы написать такое, когда внизу хлопнула входная дверь и пьяный мужской голос произнёс: «Море. Понимаешь, тёплое море и пальмы. Ты возвращаешься домой, и она ждёт тебя».
Адам встал, выглянул в окно, но увидел только спину выходящей со двора фигуры. Мешковатое пальто, шляпа. Чей-то гость возвращался домой и разговаривал сам с собой.
Адам вернулся к компьютеру, набрал «долгосрочная аренда жилья» и нажал Enter.
Через неделю он сидел на балконе, пил капучино, жадно вдыхал запах жареной рыбы из соседнего бистро и смотрел, как метрах в сорока внизу в прозрачной воде колышутся водоросли бесчисленных оттенков зелёного. Кричали попугаи, играл вдалеке невидимый аккордеон.
Солнце зацепилось за крыши, осветило верхушку высокого дерева и потерялось где-то в облаках. Ветер, поднимающий волны и брызгающийся в проходящих по набережной на северной стороны острова, здесь на юге вёл себя почти застенчиво. Чуть подрагивали листья пальм да расходилась лёгкая рябь по воде.
Когда Адам въехал сюда неделю назад, хозяин апартаментов, оставляя ему ключи, сказал:
— От сердца отрываю. Знали бы, что за соседка у вас справа!
— К чёрту соседок, — ответил тогда Адам. — Я хочу покоя.
Звук открываемой двери отвлёк Адама от блаженного созерцания. На соседний балкон вышла стройная молодая брюнетка, судя по смуглой коже и почти европейским чертам лица, креолка.
Он украдкой рассматривал девушку. Она подняла лицо к небу, посмотрела туда, где за набежавшими облаками пряталось солнце и прошептала что-то. Порыв ветра растрепал её волосы и раздул облака в вышине. Она улыбнулась и закрыла глаза, когда солнечные лучи коснулись её кожи.
Адам поднял руку к глазам, она заметила движение, повернулась к нему и сказала по-французски:
— Здравствуйте! Меня зовут Иветт. А вы, наверное, Адам? Рамон про вас говорил.
— Здравствуйте, — улыбнулся Адам.
— А скажите, — её лоб пересекла морщинка, — вы что-нибудь понимаете в компьютерах?
Она зашла в комнату и вернулась с ноутбуком в руке.
— Что такое WPA2?
Когда она ушла, Адам подумал, что он приехал сюда не заводить знакомства с хорошенькими местными жительницами. Он хотел спокойно и без помех дописать роман о Варшаве 80-х, о временах своей юности.
Он почти кончился как писатель, когда ушла Кася. Слова стали напыщенными, пустыми, бессмысленными. Два года он только переводил, ничего своего, ни строчки. Что-то изменилось в январе, когда он почти достиг дна: талый снег и совершенно несвоевременный запах весны в воздухе зацепил и вынес из памяти ощущение: он идёт в школу весной, лунки от следов заливает водой, и этот запах — свежий и холодный как нечто неизменное, нечто вневременное, существующее в его школьном прошлом, в настоящем и будущем, нечто реально сущее…
Так началась зелёная тетрадка: записки об ощущениях, маленьких радостях и больших надеждах его детства и юности — подтверждение того, что до Каси тоже была жизнь. Незаслуженно забытая, яркая до рези в глазах, до одурения пахнущая снытью и сиренью, где фотография на упаковке колготок будила эротические фантазии, которые и не снились профессионалам современного «взрослого» кино.
Работа над книгой встала осенью. Слишком темно. Слишком много дождя. Слишком не ко времени умирание природы.
Но теперь вместо дождливой слякотной Варшавы его ждут океан, белый песок… и очаровательная девушка.
«Тьфу! — недовольно подумал Адам. — Выкинуть её из головы и сесть поработать. Была у меня какая-то мысль, пока она не отвлекла меня».
Он открыл блокнот, снял колпачок со старой перьевой ручки и написал: «Прощание».
Три часа спустя, исписав два десятка страниц и ещё плавая в тумане воспоминаний, он отложил ручку и пригладил ладонью взъерошенные волосы. Эйфория от внезапного всплеска вдохновения отступала, он почувствовал, что вспотел и страшно хочет есть. Он принял душ и поймал себя на ощущении, что забыл о чём-то важном и приятном. Как будто встал утром в Рождество и не посмотрел подарки.
Иветт! Ну, конечно!
Он вышел во двор и постучал в её дверь.
— Я почему-то была уверена, что это вы, — сказала она, открыв ему.
— Подскажите мне, пожалуйста, — попросил Адам, — где у вас лучший рыбный ресторан?
— «Пьяный какаду» на набережной Эрме, — ответила она.
