Кейт осторожно вкатилась на своем БМВ в узкое пространство между другими машинами, только что покинутое таким крошечным автомобильчиком, что он мог бы поместиться в кармане его владельца.
– Отлично, мам! – воскликнул ее семилетний сын Джулс. – Это было круто! – «Круто» с недавних пор заменило в его лексиконе поднадоевшее уже Джулсу словечко «классно». – Ноа очень тебя уважает.
Ноа, его лучшего друга, восхищало умение Кейт водить автомобиль, потому что его собственная мать, красивая и умная женщина, но никудышный водитель, постоянно умудрялась то задеть чью-нибудь машину крылом, то врезаться в чей-нибудь бампер, сдавая назад. Вечно на ее серебристом «вольво» красовались царапины и вмятины.
Именно Ноа сократил имя Джулиан, которое ему было трудно выговаривать, до короткого Джулс. И теперь так Джулиана называли все: и друзья, и одноклассники, и даже учителя.
Кейт выключила зажигание и посмотрела на сияющее лицо сына. Ей он казался самым красивым на свете. Но Джулс еще был и очень смышленым мальчиком.
День нынче выдался замечательный – в такие дни особенно хочется жить. В воздухе плыли мириады цветочных ароматов, усиливаемых жарой. Со стороны Сиднейской бухты долетал соленый морской бриз. Сама бухта являла собой живописный вид. Не удивительно, что Сидней, стоящий на изрезанном многочисленными заливами берегу Тихого океана, считается одним из самых красивых городов мира – здесь даже обычная поездка с ребенком в школу поднимает настроение.
Джулс обучался в Кингсли-колледж – одной из лучших в стране частных школ для мальчиков. Ее здание из тесаного камня окружали тщательно подстриженные лужайки и тенистые деревья. Родители гордились тем, что могут позволить себе отдать сюда детей учиться, хотя некоторым семьям это было почти не по карману.
Кейт подумала, что скоро закончится учебная четверть и начнутся рождественские каникулы. Тут же из глубин памяти вновь всплыли непрошеные воспоминания о том, давнем Рождестве, встреченном на другой стороне земного шара. О праздниках, проведенных в стране, где на Рождество не осыпаются с деревьев дождем цветочные лепестки, как в Австралии, а все укрыто снегом: и дома, и крыши, и голые ветви деревьев, словно в сказке.
Как давно это было…
Кейт тогда только-только исполнилось восемнадцать, и она считала, что лежащая впереди чистым листом жизнь полна прекрасных обещаний. Кейт казалось, что за ней приглядывает ангел-хранитель, потому что именно тогда она безоглядно, безнадежно влюбилась. Эта влюбленность казалась чудесным подарком судьбы, и Кейт наслаждалась им несколько чудесных месяцев, похожих на прекрасный сон. А потом ее счастье внезапно и безжалостно было уничтожено.
Как можно чувствовать себя, когда твое сердце разбито? И не просто разбито, но еще и растоптано? От Кейт требовалось смириться с этой ужасной потерей и исчезнуть как дым.
Теперь, стоило вспомнить о том, как с ней тогда обошлись, в голове навязчивым лейтмотивом всегда всплывали строки из стихотворения Альфреда Хаусмана:
Дари ты щедро деньги,
Но сердце не дари.
Она напрасно подарила свое сердце, а взамен получила суровый урок: даже если двое любят друг друга, нельзя верить никаким ручательствам. Да и что, собственно, есть любовь? Временное завораживающее безумие? Отчаянное стремление утолить плотский голод, не пытаясь заглянуть друг другу в душу? Многие ли были благословлены любовью длиной в жизнь? Не слишком ли глупо мечтать о ней, учитывая непостоянство человеческой натуры? Столько людей пострадало от любви, которая исчезает так же внезапно, как и возникает!
Кейт снова научилась любить рождественские дни. Появление на свет сына чудесным образом изменило ее жизнь к лучшему, помогло взглянуть на ситуацию шире. Теперь, вместо того чтобы думать о разбитом сердце, нужно было заботиться о малыше. Джулс стал для нее самым важным человеком на свете, едва лишь его впервые приложили к ее груди. Мать и сын были нежно привязаны друг к другу.
Кейт поцеловала сына в макушку, с наслаждением вдохнув аромат его густых белокурых волос, и с чувством произнесла:
