Секретарь с сомнением посмотрела на меня.
— Видите ли, мистер Келмартин обычно никого не принимает без предварительной договоренности.
Я бы дал ей максимум двадцать один год. Крупная девушка с миловидной деревенской мордашкой.
Улыбнувшись, я нацарапал на обратной стороне визитки: «Готов назвать 10 000 причин, по которым Вы должны меня принять».
— Передайте мою карточку мистеру Келмартину, — попросил я девушку. — Посмотрим, что он скажет.
Сомнение на ее лице усилилось, но она взяла визитку, поднялась из-за стола и скрылась за дверью кабинета босса. Через пару мгновений вернулась.
— Он вас примет, — в голосе слышалось безмерное изумление.
Я ей подмигнул и прошествовал в кабинет, позволив девушке закрыть за мной дверь.
Среди самых удачливых нью-йоркских торговцев произведениями искусства Келмартин, пожалуй, выделялся спартанскими вкусами. Разумеется, выставочный зал украшали картины и скульптуры, а вот в кабинете все это отсутствовало напрочь. В нем едва хватало места для стола и двух деревянных стульев. Под стать обстановке выглядел и сам Келмартин — высокий, сухопарый, с острыми чертами лица и ледяными глазками за маленькими восьмигранными линзами очков в тонкой металлической оправе.
— Так что я могу для вас сделать, мистер Ланг? Вернее… — он скосился на мою визитку, лежащую на столе, — …что вы хотели бы мне предложить?
Я доброжелательно улыбнулся:
— Как я понимаю, вы составляете каталог художественной коллекции, принадлежавшей недавно покинувшей нас Бернис Магрудер.
— Это никакой не секрет. Все газеты сообщили об этом.
— Да, — кивнул я. — В газетах также сообщалось об эксцентричности вкуса мисс Магрудер, которая зачастую покупала под влиянием момента. А купленное уже никогда не продавала.
Келмартин задумчиво смотрел на меня.
— И что?
— Следовательно, пока каталог не составлен, никто не знает, что есть в коллекции, а чего в ней нет. И мне представляется, что налицо ситуация, которая позволяет двум умным людям остаться с неплохим наваром.
Келмартин ничего не ответил, продолжая изучающе разглядывать меня.
— Допустим, — продолжил я, — в коллекции обнаружится действительно ценная картина. Разумеется, кристально честный человек внес бы ее в каталог. К вящей радости наследников. Но, поскольку все они — дальние родственники и им уже отписано больше денег, чем они смогут потратить до конца своих дней, этот довесок их не осчастливит. А если картину продать третьему лицу, то деньги пойдут тем, кто заслуживает их куда в большей степени.
— К примеру, вам и мне, — уточнил Келмартин.
— Именно так.
Келмартин холодно кивнул и уткнулся в лежащие перед ним бумаги.
— К сожалению, мистер Ланг, для того, чтобы ваш план сработал, необходимо наличие в коллекции Магрудер хотя бы одной ценной картины. Позвольте вас заверить, таковая в коллекции отсутствует. Бернис Магрудер отличало отсутствие вкуса. Она абсолютно не разбиралась в искусстве. Я это знаю. Потому что сам продал ей большую часть того хлама, что называется ее коллекцией. Если бы в этой куче дерьма отыскалась хоть одна жемчужина, поверьте мне, я бы сумел избавиться от нее без вашей помощи. Так что позвольте с вами распрощаться, мистер Ланг. — И он начал делать пометки на полях какого-то документа.
Я не сдвинулся с места.
— Действительно, в этом случае мои услуги вам бы не потребовались. Однако, раз уж в коллекции нет ничего ценного, потребность в нем может возникнуть. Я готов предложить вам такую картину.
Келмартин перестал писать, посмотрел на меня поверх очков.
— У меня есть партнер, художник Лоуэлл, — продолжил я. — У него, конечно, свои причуды, но у кого их нет? Он весь дерганый и ест лишь то, что готовит сам. Но главное в другом. Он может нарисовать копию любой картины, да так ловко, что отличить подделку удастся лишь спектрографическим или электролюминесцентным анализом.
В последнее время его особенно заинтересовал французский художник Ламартен. Одно время тот рисовал только пшеничные поля. Согласно Лоуэллу, Ламартен в этот период экспериментировал со светом и тенью, так что не видел в этих пейзажах никакой ценности. И раздавал их друзьям и кредиторам практически бесплатно.
— Да, — согласился Келмартин, — раздавал. И некоторые из них теперь обнаруживаются в самых неожиданных местах. Я сомневаюсь, чтобы и сам Ламартен знал, сколько картин он отдал и кому.
— Так почему бы одной из них не выплыть в коллекции Магрудер?
— Думаю, это никого не удивит. — Келмартин потер подбородок. — Репутация Ламартена после его смерти только растет, так что такую картину можно назвать и ценной. — Он пристально посмотрел на меня. — Однако подделка должна быть очень высокого качества, а одного вашего слова, пожалуй, недостаточно, чтобы убедить меня в том, что ваш партнер действительно так хорош.
— Вы можете взглянуть на картину. Она в автомобиле. Я бы принес ее с собой, но мне не хотелось, чтобы ваша секретарша видела меня с картиной под мышкой.
— Мудрый подход. — Келмартин выглянул в приемную. — Мисс Джонс, утром я заказал кое-какие канцелярские принадлежности в «Барлеттсе». К вечеру их должны подвезти, но неожиданно выяснилось, что они понадобятся мне раньше. Вас не затруднит сходить за ними?
