Фрэнк Херберт
Нежданная встреча в пустынном месте
Пер. - Д.Савельев, Я.Савельев.
- Вы интересуетесь экстрасенсорным восприятием, а? Что ж, я полагаю, что не меньше любого другого, и это правда.
Он был маленьким лысым парнем в очках без оправы и сидел рядом со мной на скамейке около деревенского почтового отделения. Я пытался загорать под послеполуденным апрельским солнцем и читал статью под названием "Статистические данные по ЭСВ" в научном альманахе.
Я видел, что он взглянул на заголовок, через мое плечо.
Он был низеньким малым. Звали его Крэнстон, и жил он в деревне, сколько я себя помню. Он родился в хижине лесорубов на Берли Крик, но жил теперь у вдовой сестры по имени Берстабл, чей муж был морским капитаном. Капитан построил один из тех больших, высоких, обшитых гонтом домов, что взирали вниз с гряды на деревню и пролив за нею. Это был потрепанный ветрами серый дом, наполовину скрытый высокими елями и кустарником, что создавало ореол таинственности вокруг его обитателей.
Собственно, загадкой для меня было то, почему Крэнстон сам спустился к почтовому отделению. Для подобных поручений у них был наемный работник. Кого-либо из членов семьи редко видели внизу в деревне, хотя Крэнстон был довольно общителен. Если вы встречали его в Грейндж-холле, то можно было рассчитывать на приятную беседу и партию в шашки.
В Крэнстоне было около пяти футов и четырех дюймов, а весил он, как мне думается, около ста пятидесяти фунтов, так что сами видите - он не был костлявым. Его одежда и летом и зимой состояла из малярской шапки, широких рабочих штанов с нагрудником и темно-коричневой рубашки, из тех, что носят лесорубы. Хотя я не думаю, что он когда-либо был лесорубом или вообще занимался тяжелым физическим трудом.
- Что такого случилось, что вы зашли на почту? - прямо спросил я в обычной любопытствующей деревенской манере. - Редко вас здесь увидишь.
- Я... надеялся встретить кое-кого, - ответил он. Он кивнул на научный альманах у меня на коленях. - Я не знал, что вы интересуетесь экстрасенсорным восприятием.
Он не смутился. Я был одним из тех людей, что располагают к откровенности, и было очевидным, что у Крэнстона припасена какая-то "история". Я, правда, попытался сопротивляться, так как пребывал в одном из тех состояний, что присущи писателям, когда мы отгрызаем головы, едва взглянув на них.
- Думаю, что ЭСВ - это мерзкое мошенничество, - сказал я. - И это отвратительно, когда пытаются приспособить логику и математику для этого...
- Ну, на вашем месте я бы не был так уверен, - проронил он. - Я мог бы рассказать пару правдивых историй.
- Вы читаете мысли, - сказал я.
- Читать - это неправильное слово, - парировал он. - И это не мысли... - Тут он пристально посмотрел на дорогу, разветвляющуюся ниже почты, прежде чем опять взглянуть на меня. - Это сознание.
- Вы читаете сознание, - сказал я.
- Я вижу, вы мне не верите, - ответил Крэнстон. - Но в любом случае я собираюсь вам кое-что рассказать. Никогда раньше не рассказывал этого чужаку... но вы не настоящий чужак, ваши корни здесь. А так как вы писатель, то можете это где-то использовать.
Я вздохнул и закрыл журнал.
- Я тогда только переехал к сестре, - рассказывал Крэнстон. - Мне было семнадцать. Сестра была замужем, дайте-ка вспомнить, около трех лет к тому времени, но ее муж - капитан - был в море. В Гонконге, кажется. Ее свекор, старый мистер Джерузалем Берстабл, был тогда еще жив. У него была спальня внизу, дверь которой выходила на заднюю веранду. Он был глух, как пень, и не мог без посторонней помощи выбраться из своего инвалидного кресла. Вот почему меня и пригласили. Он был живой развалиной, старый мистер Джерузалем, если вы помните. Но, полагаю, вы его не знали.
(Это был тонкий намек на мой статус нездешнего, которого, казалось, не мог избежать ни один житель деревни, обсуждая со мной "старые добрые времена". Хотя они приняли меня, поскольку мои бабушка с дедушкой были деревенскими и каждый в долине знал, что я "вернулся домой" подлечиться после полученного на войне ранения.)
- Старый мистер Джерузалем нежно любил игру в криббедж по вечерам, продолжал Крэнстон. - В тот вечер, о котором я вам рассказываю, он и моя сестра играли в студии. Они не слишком много разговаривали из-за его глухоты. Все, что можно было услышать через открытую дверь студии, было шлепанье по столу и бормотание моей сестры каждый раз, когда она сбрасывала карты.
Мы выключили освещение в гостиной, но в камине горел огонь, и из студии падал свет. Я сидел в гостиной вместе с Олной, девушкой-норвежкой, помогавшей моей сестре по хозяйству. Пару лет спустя она вышла замуж за Гаса Биллса, его убило, когда в Индейском Лагере взорвалась паровая машина. Одна и я играли в норвежскую игру, которую они называли реп, что-то наподобие виста, но она нам надоела, и мы просто сидели у камина друг против друга, слушая, как в студии шлепают карты.
Крэнстон сдвинул назад свою шапку и взглянул на зеленые воды пролива, где буксир бережно оттаскивал связку бревен из приливной зоны.
- О, она тогда была хорошенькой, Одна, - продолжил он немного погодя. Волосы у нее были, словно посеребренное золото. А ее кожа - она словно просвечивала насквозь.
