Невеста для отшельника
Владимир Георгиевич Христофоров
Новая книга молодого писателя продолжает цикл рассказов, объединенных темой детства. Она касается проблем преемственности поколений и влияния Севера на нравственный облик нашего современника.
| Жанр: | Советская классическая проза |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 69 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1979 |
| Формат: | Полный |
Невеста для отшельника читать онлайн бесплатно
Невеста для отшельника
Однажды он выдвинул из-под кровати фанерный чемодан, поковырял ключиком в висячем замке, приподнял крышку. Ровно настолько приподнял, чтобы просунуть руку, и извлек плоский пакетик из тончайшего, вроде капрона, материала. Сосредоточенно посапывая, Устин Верхососов опрокинул пакетик на ладонь, осторожно ущипнул его двумя пальцами и потянул вверх.
Пахнуло нафталином, перед самым моим носом взволнованно колыхнулась прозрачная серебристая ткань. Этот неожиданный шелковистый поток в заскорузлых руках Верхососова слегка ошарашил меня: в нем чешуйчато переливались малиновые отсветы из щели чугунной печной дверки, и вся изба наполнилась слабым дополнительным свечением.
— Что это? — вскрикнул я и откинулся, при этом больно ударившись затылком о край стола. Впрочем, я успел разглядеть в очертаниях ткани женскую комбинацию без бретелек. Некоторый опыт подсказывал, что она должна с помощью какой-то резинки-невидимки держаться поверх груди. Стоит такую штуку слегка потянуть вниз — и готово…
— А вот смотри-любуйся! — Довольный произведенным эффектом, Устин Верхососов смешно склонил голову набок, а губы сложил гузкой. — Японское изделье, миникюрное.
За годы одинокой жизни Устин Анфимович кое-какие слова подзабыл, путал, а иные значения их изобретал сам. «Миникюрный» у него означало «красивый».
— Миникюрное, — повторил он. У него была привычка повторять слова дважды, как бы обрамляя ими свою мысль. — Две штуки, помню, привезли на поселок, две. Одну сразу взял управляющий, вторую выпросил самолично. Завсяко просто и не дала б. С чирьями пришлось подкатываться, с чирьями (имелась в виду рыба чир).
— Да для чего оно тебе это, Устиныч? (Так я его называл. Он меня — Свистофорыч).
Устиныч задумчиво пожевал губами, не спеша сунул «аврорину» в короткий самодельный мундштук, высоко поднял брови, отчего лоб сразу сжался в частую гармошку — верный признак душевного предрасположения к «Жизненно-кровопролитным беседам» — так он называл наши вечерние разговоры.
— А вот и взял! — Устиныч дурашливо изогнулся, развернул руки, словно собираясь пуститься в пляс. За этой дурашливостью он, старый хитрец, скрывал истинную причину столь легкомысленной покупки. Как бы хотел сказать: а что, я еще того, отчего бы и мне не заготовить какой-нибудь бабенке заграничный гостинец. Он поднял глаза к потолку, намереваясь, однако, не заострять на этом моменте мое внимание. — Подожди, подожди, подожди… Когда же это, дай бог вспомнить, было? Ага, Макар еще в прорубь по этому делу свалился. — Устин профессионально чиркнул пальцами возле горла, словно гитарист мимолетно ударил по струнам. — Да, точно, Макар — в прорубь. Пять лет, значит, прошло, пять.
— Ладно, Устиныч, не пудри мне мозги. — Слишком хорошо я его знал и уже догадался, что этот пеньюар или комбинация имеет прямое отношение к неудавшемуся сватовству Верхососова, о котором вспоминают и поныне. — Вообще, Устиныч, ты правильно сделал, что не женился на ней, — сказал я, чтобы сильно не огорчать его своей осведомленностью.
Устиныч и глазом не моргнул (на Севере друг о друге знают больше, чем о себе), лишь вздохнул, поплевал на кончик сигареты. В его глуховатом голосе неожиданно зазвучали высокие ноты:
— А все от того, милый, что женщинам сейчас поблажка жестокая дадена. — Он просверлил меня насквозь испепеляющим взглядом.
Я не удивился бы, если бы сзади, на плакате об охране природы, задымились две точки.
— Вы их, своих жен, — он протянул вперед руки вверх ладонями и повел ими из стороны в сторону, — вы их — во! На вытянутых руках носите. Твой вон Петюнчик дошел — тряпки жене стирает…
— Так на стиральной же машине! Вроде как механик, — успел я втиснуться в плотный частокол слов обличительного монолога Верхососова.
— Мил чело-ве-е-ек! Дело-то оно разве в этом? Механиком не механиком… Тряпки стирать! Тьфу… А надо как у японцев. — Для убедительности он помахал рукой за своей спиной.
— Как это? — не понял я его жеста. — При чем тут японцы?
— А при том, что у них баба только за шесть метров сзади своего мужа смеет идтить.
— Далековато, Устиныч, хотя бы метра за три, чтоб поговорить…
Устиныч с нескрываемой жалостью посмотрел на меня, безнадежно махнул рукой и отвернулся: — Свистофорыч ты и есть Свистофорыч. У тебя внутри еще не начало вырабатываться понятие жизненное. Дурачок еще.
В отношении дурачка я не обиделся. По возрасту Верхососов годился мне в отцы, да и несправедливо было бы сносить безнаказанно мои постоянные подначки. Он это чувствовал и был даже доволен, имея всегда повод разразиться обличительными речами.
Чтобы объяснить, почему Верхососов не очень высокого мнения о прекрасной половине человечества, придется рассказать историю его неудавшейся женитьбы.
Женат он был, как и положено, с молодости, имел троих детей. На Курилах с женой скопили деньжат и возвратились в родную Астрахань. Купили там дом, обставили мебелью — все чин чином. Но черт дернул его вернуться без семьи еще «на годик», чтобы, значит, частично компенсировать урон, который был нанесен сберкнижке покупкой дома. О том, что случилось за время его отъезда, Устиныч рассказывал мне, наверное, раз двадцать, «С порога чую — не тот дух дома, чужой. На этот счет меня не проведешь. Поздоровкались. Однако виду не подаю, а сам все взглядом ее шпигую-шпигую. Ну а потом сосед мне все и обсказал. Так нехорошо, веришь, стало. Что ж ты наделала, сволочь?! Я там последние жилы рвал, копейку берег, в рот спиртного не брал, а ты тут… хвостом крутила. Короче, плюнул, оставил все, в чем был, в том и уехал».
