Снова повалил снег. В наползающих сумерках крупные снежные хлопья казались серыми. Ветер то бешено завывал в трубе, то жалобно стонал за стенами дома, словно заплутавший призрак.
Но Джон Грей уже ничего не видел и не слышал. Неподвижный и мертвенно бледный, он лежал в своей хижине на придвинутой к самому огню походной кровати. И хотя красные отблески пламени плясали на лице его, оно продолжало оставаться мраморно белым — спокойное, суровое, заросшее бородой и обрамленное длинными клочьями волос лицо. Исхудавшие до самых костей руки лежали поверх одеяла.
Джон Грей был мертв.
Возле него, ссутулившись, сидела девушка. Издали ее можно было принять за мальчишку — гибкая фигурка в брюках, гамашах и шубе, коротко стриженные темные кудряшки, худенькие загорелые руки, привыкшие к тяжелой работе. Но лицо было совершенно девичье: овальное, с точеными чертами, маленьким ртом и огромными глазами в длинных ресницах. Выражение — вот что отличало его от множества других девичьих лиц. Только раз глянув на него, легко было угадать в этой девушке натуру пылкую, сильную и страстную.
Что и говорить — за двенадцать лет жизни на Юконе Джоанна Грей успела закалить свой характер. Все эти годы она разделяла со своим отцом неминуемые тяготы «золотой лихорадки»: голод, боль, нужду и частые неудачи. С пяти лет жила она в далеких снегах с ним и слугой-индейцем. Она никогда не видела другого дома, кроме этой хижины, у нее не было подруг. Везде и всегда ее окружали мужчины — некоторые были добрыми, а от остальных она научилась защищаться. Лишь один отец заботился о ней…
А теперь вот его не стало.
Джо — он всегда называл ее так — видела, как он умер на рассвете. И с тех пор так и не сдвинулась с места. Словно оцепенев от горя, сидела погруженная в тяжелые мысли.
Боже, неужели теперь она останется одна, без отца… Куда теперь идти? Что делать? Она пыталась подавить в себе страх. Нет, смерть ее не страшила, пришлось перевидать немало умерших от голода, холода и болезней. Неподвижное тело отца не пугало, а переполняло ее безутешным горем.
Не смерть — жизнь пугала ее. Жизнь среди этих странных одичавших людей, снующих туда-сюда по снежным просторам. Как бы ей хотелось быть мальчишкой… Но, увы, она всего лишь девушка восемнадцати лет, которая не знает, куда ей податься и что ее ждет.
Их слуга-индеец по имени Киши (что означает Волк) уехал на собачьей упряжке за гробом и священником, чтобы похоронить Джона Грея по христианскому обычаю. Он искренне любил отца Джо, а для нее стал добровольным рабом.
Джоанна готова была заплакать от голода и одиночества. Уголки ее маленького упрямого рта горестно опустились, она уткнулась лицом в ладони. Но все-таки не заплакала.
Внезапно вздрогнув, девушка вскочила, глаза ее вспыхнули. Одним прыжком оказавшись у двери, она схватила ружье. Снаружи раздался мужской голос:
— Привет, Джо. Ты дома? Впусти-ка меня скорей.
Руки ее безвольно упали, кровь отхлынула от лица. Это был знакомый отца, торговец пушниной Конрад Оуэн.
Она видела его несколько раз и даже разговаривала с ним за чашкой кофе. Однако недолюбливала Конрада, потому что он смотрел на нее каким-то особенным, непонятным и малоприятным взглядом. Правда, сейчас, когда умер отец, было невмоготу одной переживать это горе и приходилось радоваться беседе даже с полузнакомым торговцем.
Девушка отворила дверь и впустила его.
Конрад Оуэн вошел, стряхивая снег с обуви и согревая дыханием руки.
— Вечер добрый, Джо, — произнес он.
Вместо ответа, она молча указала на неподвижное тело под меховым одеялом. Конрад Оуэн тихо присвистнул и подошел к кровати. Потом обернулся к девушке.
— Вот так… Он умер на рассвете… — выдавила она через силу. — Помните, он болел, когда мы встречались последний раз…
— Верно, я знал об этом. Жаль беднягу.
— Да, — дрогнувшим от горя голосом произнесла Джоанна.
Он расстегнул медвежью шубу и снял круглую меховую шапку и все это время не отрывал от нее взгляда, и во взгляде этом читалось больше, чем простое любопытство. Конраду Оуэну всегда был по душе ее сильный характер. Диковатая, конечно, но зато как соблазнительна!
Разве можно смотреть спокойно на эти алые губы, на этот нежный изгиб шеи? Да во всей округе не найти второй такой девчонки. Юная, нежная, невинная и при этом такая сильная и необузданная… Старина Грей помер — девчонка-то теперь осталась совсем одна. Интересно, интересно… Он подошел к ней, оттопырив большими пальцами лацканы кожаной куртки.
— Ну и что же ты собираешься делать, детка? — спросил Конрад.
— Не знаю, — устало ответила она.
— Родные-то у тебя есть?
— Я никого не знаю.
— Откуда приехал Джон?
— Из Лондона.
— А зачем это он притащился на Юкон? Неужто за золотишком?
Ее стал раздражать этот допрос, но она все же нехотя ответила:
— Я почти ничего об этом не знаю.
Это была правда — Джон Грей редко рассказывал о своем прошлом. Единственное, что знала Джоанна, — уже в пять лет она лишилась матери. Отец после этого немилосердно запил, а затем впутался в какой-то громкий скандал с подделкой чека. Вот и пришлось ему навсегда покинуть Англию.
Он увез ее на Юкон. Все эти годы они прожили вдвоем. Отец то находил золото, то снова терял его. И вот болезнь свалила его, а смерть положила конец мытарствам. Как жил неудачником, так неудачником и умер. Бедный, милый, слабовольный Джон Грей… Он отдал бы ей все, своей любимой Джо, но оставил ни с чем.
