Фотограф Дэниел Ши (Daniel Shea). This Story was originally published by Vol. 1 Brooklyn
Питер страдал агорафобией. Год тому назад он и слыхом не слыхал о такой болезни, но теперь легко мог бы рассказать вам, что значит стоять перед дверью в прихожей и чувствовать, как от ее ручки пышет жаром — только прикоснись, и обожжет. Снимая эту однокомнатную квартиру в полуподвале, он не предполагал, что она станет его прижизненным гробом, что он позволит смерти похоронить себя заживо. Это было первое место, найденное им на сайте объявлений, владелица дома была первой, кто откликнулся на его телефонный звонок, и он принял ее условия сразу, без проверки туалета и разглядывания трещин на потолке.
Сильвия не знала, что сдала жилье агорафобу. Она думала, что у них разный образ жизни. Медсестра, она трижды в неделю выходила на работу в ночную смену и привыкла существовать в одном ритме с шоферами-дальнобойщиками, привидениями и девицами с Девяносто девятой магистрали. В какой-то момент она и сама стала привидением, но в какой именно, уже забыла.
По ночам Сильвия почти никогда не спала. Иногда это объяснялось ночным дежурством, а иногда она просто не замечала причины. Она обнаружила, что страдает бессонницей, когда ела бутерброд с джемом и арахисовым маслом и случайно увидела, что часы на микроволновой печи показывают четыре утра.
Питер переселился в новую квартиру через две недели после ограбления. Только разобрав вещи и посмотрев в окно на мокрый снег и серую январскую слякоть, он понял, что больше не хочет отсюда выходить. Врач-психотерапевт, которая навещала его по средам, определила у него посттравматический стресс. За домашние визиты отец Питера платил ей большие деньги и рассчитывал на быструю отдачу.
«Будь мужчиной, сын, — сказал Питеру его отец через три месяца. — Когда умерла твоя мать…»
«Тогда ты уже был женат на другой», — напомнил ему Питер.
Через полгода чеки приходили по почте ежемесячно; отец звонил реже.
Сильвия пыталась спастись от бессонницы теплым молоком, ваннами и всем остальным, что советовали в интернете. Ей предлагали снотворное, но она не хотела подсаживаться на таблетки. В ночь после того, как один санитар угостил ее косяком — предполагалось, что это поможет ей расслабиться, — она просидела на кухонном столе четыре часа кряду и съела целую коробку колечек для завтрака.
Время, свободное от сна, можно было употребить на размышления. Она думала о своем разводе двадцатилетней давности, о том, жалеет ли она, что осталась без детей, и о том, как одиноко дожидаться конца жизни, когда по ночам рядом с тобой никого нет.
Техническую сторону агорафобии Питер освоил легко. Продукты он заказывал по интернету, а когда их привозили, вызывал друзей, чтобы те внесли покупки в квартиру. Раз или два в месяц к нему заглядывала сводная сестра — она снабжала его большими упаковками туалетной бумаги и стирального порошка со склада самообслуживания и запасом травки. Окна он законопатил, чтобы воздух с улицы не просачивался внутрь, как ядовитый газ. Дверцу для собаки, выпиленную во входной двери предыдущими жильцами, тщательно залепил клейкой лентой. Когда посетители открывали основную дверь, в квартиру влетала небольшая порция наружного воздуха, но даже тогда он обычно прятался в спальню, чтобы этот ветерок не коснулся его кожи.
Поняв, что бессонницу ей не одолеть, Сильвия стала учиться убивать время. Она шила лоскутные одеяла, собирала марки, вязала шарфы и шапочки для племянников, пробовала играть в онлайн-покер и писала письма в редакцию «Сиэтл таймс». Но ни одно хобби не увлекало ее больше чем на несколько недель. Она с удовольствием думала о том, как много нового ей удалось узнать, и прикидывала, сколько еще на свете разных занятий, до которых у нее всю жизнь не доходили руки, — взять хотя бы французскую кухню. Но каждую ночь около трех оказывалось, что она снова мерит шагами гостиную.
Питер редко обращал внимание на живущую наверху домовладелицу, но иногда просыпался от звона ее будильника или хлопка дверью посреди ночи. Встречался он с ней всего дважды — чтобы посмотреть квартиру и чтобы обменять первый денежный взнос на ключ. Потом он стал платить за аренду чеками, передавая их через своих посетителей, а нужды приглашать эту женщину к себе у него не было. Через некоторое время ее лицо стерлось у Питера из памяти. В его сознании она девальвировалась до звука шагов.
Он не замечал, какое большое место она занимает в его жизни, потому что шумы, доносящиеся сверху, вплетались в его будничное существование. По понедельникам, средам и пятницам (в эти дни она работала в ночную смену) он просыпался, когда она приходила домой, переворачивался на живот, когда она кидала ключи на кухонный стол и открывала кран, и засыпал снова, зная, что солнце не взойдет еще несколько часов. В те ночи, когда она не работала, он слышал ее любимые телешоу, писк пожарного детектора, когда она возилась на кухне, а иногда разговоры по телефону. Звук ее голоса успокаивал его, как голос матери или любимой учительницы.
По мере привыкания к ее графику ночи становились длиннее. Когда она работала в дневное время, он нежился в тишине, струящейся сверху, и без всяких угрызений совести наслаждался одиночеством, чего раньше практически никогда себе не позволял. Но ее шаги по ночам превратились в тиканье часов, биение сердца — они звучали неумолимо, ночь за ночью. Он заразился от нее бессонницей, как простудой. Он боролся с желанием постучать шваброй в потолок. Это напоминало ему годы, проведенные в общежитии, а он не хотел к ним возвращаться. Нельзя же было запретить этой женщине ходить по ее собственной квартире! Но почему она там бродит? Почему не спит?