Методы политической борьбы сегодня мало чем отличаются от того, что мы проходили около 20-ти лет назад: киллеры, информационные войны и т. д. Изменились правила игры на площадках — теперь эти войны идут в Интернете. И еще одно существенное отличие — если в 1990-х существовала реальная политическая оппозиция — КПРФ в 1996-м, блок Лужкова-Примакова в 1999-м, то сейчас оппозиции в классическом понимании этого понятия НЕТ ВООБЩЕ. Нет партий, нет финансовой поддержки со стороны частных структур, есть только Интернет-киллеры. То есть средство борьбы стало субъектом этой самой борьбы… Странная штука — жизнь.
Почему нынешняя т. н. «несистемная оппозиция» предпочитает нападать именно на власть, а не ведет диалог с народом, вернее, со своими потенциальными избирателями? Откуда появился этот, в общем, суицидальный тезис о призыве к прямому гражданскому неповиновению, неподчинению властям?
Почему попытки наладить диалог т. н. «несистемной оппозиции» с властями в рамках избирательных процессов приводят лишь к тотальному проигрышу оппозиционеров на выборах и в перспективе такие «диалоги», скорее всего, вестись не будут?
Почему оппозиционные деятели сосредотачивают свои усилия и внимание на работе с определенными социальными группами, весьма специфически настроенными, радикальными и т. п., а не работают с широкой аудиторией?
Почему они действуют, на первый (да и на второй тоже) взгляд, синхронизировано с внешними группами влияния, ведущими против России и ее руководства т. н. «гибридную войну»?
Почему в основу их активности все чаще ложится сутяжничество, а личное позиционирование в социуме связано с болезненным самомнением и преувеличением своих политических (интеллектуальных и физических) возможностей?
Наконец, почему эта социально-политическая (как она полагает сама) группа обладает всеми признаками субкультурной общности по примеру профессионально-криминальной?
НА ВСЕ ЭТИ ВОПРОСЫ В ЭТОЙ КНИГЕ БУДУТ ДАНЫ ОТВЕТЫ…
А пока — немного предыстории.
Кто первым ввел в широкое употребление определение «медиа-киллер», достоверно не известно. До 1996 года широко использовался термин «продажный журналист». Затем, в 1998 году, в ходе кампании по дискредитации Юрия Лужкова и Евгения Примакова, основным действующим лицом этого жанра, помимо самих «целей», стал легендарный телеведущий Сергей Доренко. Тогда, скорее всего, впервые и стал широко применяться термин «телекиллер»…
Другой известный журналист, специализирующийся на жанре расследования, Иосиф Гальперин, правда, утверждал, что этот термин ввел именно он, еще в 1997 году. Впрочем, если присмотреться, у каждого громкого (и удачного) термина есть такой «хозяин»: например, Борис Немцов, ныне покойный, утверждал, что понятие «олигарх» в его нынешнем значении в политологический обиход ввел именно он. Мы, свидетели событий, с этим не согласны, но, так сказать, доказать что-то Немцову у нас уже не получится.
Еще в начале 2000-х годов в издании «Медиа-киллеры» (ЦПИ, М., 2001) мы предлагали обобщить это узкое понятие и называть некоторых «солдат информационной войны» «медиа-киллерами». Потому что большинство из них именно «киллерами» в специфическом понимании этого слова и являлись, уничтожая репутацию «клиента»/«объекта».
Институт был окончательно сформирован в ходе подготовки к парламентским избирательным кампаниям 1995 и 1999 годов. Однако позже, с начала 2000-х, профессия стала опасной и не очень прибыльной: востребовавшие их услуги «олигархи» либо отказывались от политической активности полностью, либо уезжали в эмиграцию (Владимир Гусинский, Борис Березовский и другие). Кончились деньги — закончилась и война. Конечно, в журналистском сообществе эту тенденцию назвали не иначе как «ущемлением свободы слова» и т. д.
Идеальное журналистское расследование должно базироваться на «трех китах»: объективности, достоверности и независимости. В общей массе такие материалы и сейчас — редкость, надо сказать.
«Расследования» же, которые проводят и результаты которых используют «медиа-киллеры», как правило, являются тенденциозными и проходят по категории «заказные материалы» или являются «сливом» информации в нужное время и нужном месте. Имена таких специалистов, как правило, были известны только узкому кругу.
Вспоминая былое, мы тоже не будем называть какие-то имена, чтобы не обидеть упоминанием (или неупоминанием) достойных (и не очень) людей, но они должны понимать, что «рукописи не горят», а память о них, конечно, не стерлась…
Отличительной чертой нашего времени стало то, что такого рода специалисты (например, из группы Навального) решили, что эту деятельность разоблачительного характера можно сделать публично-прибыльной.
Не зря в ходе мэрской кампании в Москве в 2013 году группа Навального буквально пригрозила «развешивать» представителей экспертного сообщества на люстрах. Это было своеобразной, пусть и извращенной, формой конкуренции. Ребята образно «расчищали» для себя площадку…
Впрочем, согласно законам жанра, «компромат», который стал публичным, перестает быть таковым. Это «золотое правило» известно профессиональным расследователям, и поэтому массивы компрометирующей информации весьма редко становились публичным достоянием.