— Ребенка?! — надрывно кричу я, выглядывая из гостиной в одних колготках и незастегнутой блузке, со стоящими дыбом волосами. — Ты издеваешься надо мной?! И где мы поставим кроватку, а?! Под кухонной стойкой?! Или на балконе?!
— Ну не в состоянии я купить прямо сейчас дом в пригороде! — Терри вскидывает руки и задевает бутылку с молочком для тела, которая стоит на полке под зеркалом. Та падает на соседнюю — с маслом, и вся шеренга моих обожаемых средств по уходу за собой с грохотом приземляется на пол.
— Смотреть же надо! — воплю я, несколькими прыжками пересекая комнату и влетая в ванную. — И поменьше размахивать чертовыми клешнями! — Кидаюсь собирать свои драгоценности с таким рвением, будто, если оставить их на полу до вечера, кремы и пенки засохнут или прокиснут.
— Чертовыми?! — задыхаясь от возмущения, переспрашивает Терри. — Ты сказала «чертовыми»?!
— Да-а! — Я вся трясусь. — Лучше бы помог, чем доканывать меня выяснениями!
— А ты лучше бы урезала свои аппетиты и прекратила наконец до отказа забивать полки всей этой дрянью!
— Дрянью?! — вскидываю голову, встряхивая «ирокезом». — Да я в этой проклятой клетушке только и утешаюсь что пенными ванными и ароматом масел на коже! Если бы ты был хоть чуточку более вдумчивым, давно бы это понял!
Терри вешает на шею галстук, но не завязывает его — подбоченивается и смотрит на меня, чуть раздувая ноздри.
— Для утешения тебе вполне бы хватило половины, а то и трети всех этих… — Он снова порывается обозвать мою косметику, но в последнюю секунду решает попридержать язык. — Посчитай, сколько бы мы сэкономили!
— Этого не хватило бы не то что на приличную квартиру, тем более дом, но даже и на старый дырявый сарай! — оглушительно кричу я.
— Тогда поменяй работу, — предлагает Терри, явно не без труда понижая голос. — Я, например, в поисках более достойных заработков готов податься хоть в клоуны!
— Но пользы от этого никакой! — восклицаю я, возвращая на полку очередную порцию бутылок. Хорошо еще, что они пластмассовые, не то плакали бы мои вечерние расслабляющие растирания и самомассажи.
Терри порывисто приближается и разворачивает меня к себе лицом.
— Ты же знаешь, Джесси, надо чуть-чуть подождать, — с отчаянием и мольбой говорит он. — Мы с Тайбором и Фредди только-только начали свое дело. Если в этот раз удача нам улыбнется…
— Это уже третье ваше с Тайбором и Фредди свое дело! — взрываюсь я, отдергивая руку. — Иногда мне кажется, вы все еще учитесь в своей католической школе, а попытками заниматься бизнесом просто развлекаетесь, потому что до чертиков устаете от занудных монахинь!
— Развлекаемся?! — гремит Терри. — Ну знаешь…
— Что?! — воинственно спрашиваю я, начиная ненавидеть и свою скандальность, которая почему-то все разрастается, и недовольство всем и вся. Увы, когда ссора уже на этой стадии, мне ни за что не остановиться.
— По-моему, ты перегибаешь палку, — угрожающе тихо произносит Терри.
— А по-моему, ты слишком легкомысленно относишься к жизни и тебе плевать на наше будущее! — визжу я. — Ребенок! Это удовольствие для кого угодно, только не для нас!
— Поменяй работу, — повторяет Терри.
— Не хо-чу! Мне нравится моя работа, ничего другого я делать не умею!
— Тогда не изводи меня своими претензиями!
— А ты меня — своими разговорами про детей!
Терри снова хватает мою руку, на сей раз довольно крепко.
— А-ай! Больно же! — кричу я, вырываясь.
— Чего ты хочешь, Джесси? — впиваясь в меня горящим взглядом, спрашивает он. — Последнее время тебя не устраивает все на свете! И, знаешь, мне кажется, причина не в квартире и не в том, что у нас не так много денег, а во мне. Только во мне! Ты больше не смотришь на меня, как раньше… С обожанием, — тихо и с грустью добавляет он. — На выходных уезжаешь к подругам, в праздники стремишься к отцу или к брату…
Прищуриваюсь, тяжело дыша.
— На что это ты намекаешь? Хочешь уйти от меня? Я тебя не держу! — Делаю широкий жест рукой, показывая, что хоть сейчас отпускаю его на все четыре стороны.
Терри дергает головой.
— Ты каждый день твердишь одно и то же. Самой-то не надоело?
На миг замираю. Он совершенно прав. Я, как заезженная пластинка, только и талдычу: давай разведемся. Сейчас в самый раз броситься мужу на шею и попросить прощения, я же в приступе ярости на себя и на неустроенность — будь она неладна! — ору не своим голосом:
— Я неспроста это твержу! Мне действительно все осточертело!
Терри поднимает руки, будто солдат проигравшей армии, который сдается в плен.
— В таком случае нам правда лучше разбежаться.
Меня охватывает легкая паника, но громче других чувств говорит неуемный гнев.
— Прекрасно! Наконец-то и ты это понял!
Размашистыми шагами ухожу из ванной и возвращаюсь в гостиную, к большому зеркалу на стене. Собственное отражение заставляет меня ужаснуться. Ну и видок! Продолжаю заниматься прической, воображая, как смехотворно я выглядела, когда распалялась, потрясая гребнем. Злоба в душе все разгорается, хотя, казалось бы, дальше просто некуда.
— Я сегодня же перееду к папе! — произношу я, напрягая голос, чтобы слышал Терри.
Он не отвечает.
— Потому что сыта по горло и этими выяснениями, и теснотой, и твоей беспросветной тупостью!
