На нашей планете только один небольшой материк, занимающий часть западного полушария. Здесь живем мы, санхейо, вернее то, что осталось от нашего народа. Не так давно полноводная река разделяла его на две половины, но во время Войны даханны осушили ее. Теперь это просто огромный каньон, окруженный голыми скалами и выжженной землёй. Его еще называют каньоном Смерти.
Мой народ предпочитает селиться подальше от этих мест. Слишком уж тяжело мы переносим темную магию даханнов. Каньон фонит вот уже сто пятьдесят лет. Слишком маленький срок, чтобы забыли взрослые, слишком большой, чтобы помнили дети.
Сейчас даханны нас почти не трогают, но неусыпно следят. После капитуляции нашего короля, они вырезали все мужское население в возрасте от десяти лет и запретили женщинам оставлять больше одного младенца мужского пола на семью. Они лишили нас того, что давало нам защиту: наших мужчин, нашей армии.
Теперь вместо короля у нас наместник императора, а на всех ключевых постах даханны. Но каждый год в одно и то же время император Тысячи Островов устраивает празднества в честь победы над санхейо. Десять огромных кораблей под парусами цвета крови прибывают в главный порт бывшего королевства, превратившегося в имперскую колонию, и ровно сотня невинных дев отправляется в неизвестность через океан.
В этом году жребий выпал моей сестре.
Но кто знал, что мне придется занять ее место…
Я хорошо помню тот день, когда в наш дом постучала беда.
С самого утра я возилась в саду, подрезая розы. Отец еще месяц назад ушел на баркасе в море и до сих пор не вернулся. За это время мы пережили пару штормов и теперь очень боялись, что один из них оказался для него фатальным.
Мать и Шайель целыми днями пропадали в храме, надеясь разжалобить богов и позволить нашему отцу вернуться домой целым и невредимым.
Так что я была в доме совершенно одна, когда со стороны улицы донеслись звуки приближающейся конницы. Кавалькада из четырех всадников, закутанных в плащи, подъезжала к нашему дому. Это были даханны.
Прежде мне не приходилось сталкиваться с ними, но не узнать их было невозможно. Только они скрывали свои лица под масками, а головы повязывали платком, причем так, что за сто пятьдесят лет мы так и не узнали, какого цвета у них волосы. К тому же, даханны были гораздо выше наших мужчин и намного шире в плечах. Они считались бесстрашными воинами, но им неведомо было чувство прекрасного. Среди них не рождались ни певцы, ни художники, ни музыканты. Это была прерогатива санхейо.
У ограды нашего дома всадники остановились. Один из них спешился и настойчиво постучал в ворота, обыскивая взглядом мощеный кирпичом двор. Его голову покрывал черный платок, завязанный на морской манер, а лицо закрывала плотная маска, оставлявшая открытыми лишь глаза, губы и твердую линию подбородка. Фигура даханна терялась в складках плаща, но я хорошо разглядела тубус из серебристого металла, который он держал затянутыми в перчатки руками.
Положив секатор, я поспешила к воротам. Почему он не вошел? Неужели настолько вежливый?
– Эйра Димантис? – голос даханна оказался низким, рокочущим, как нельзя больше подходящим его мощной фигуре.
– Я ее дочь.
– Могу я удостовериться?
Я неловко обтерла руки о фартук и протянула ладонями вверх. Даханн снял правую перчатку и на мгновение коснулся поочередно каждой моей ладони. Оба раза меня пронзило легким электрическим разрядом.
Санхейо и даханны несовместимы: ни физически, ни ментально. Этому учат в школе. Только вот мы, в отличие от них, не можем прочитать мысли одним прикосновением. Наоборот, даже кратковременный контакт с темными может привести к необратимым последствиям. Каким точно – никто не знает, ведь последние сто пятьдесят лет учебники нам пишут сами даханны, а они не слишком спешат раскрывать секреты.
– Эйрина Димантис, – мужчина левой рукой протянул мне серебристый тубус, с крышки которого свешивалась багровая императорская печать, – передайте это вашим родителям или опекунам. Вскрывать самостоятельно или прятать не советую. Может плохо кончиться.
Пока я подыскивала подходящие слова, он резко развернулся, взметнув полы плаща, и направился к своим товарищам. Я чувствовала на себе их заинтересованные взгляды, от которых хотелось залезть в самую глубокую нору и не высовываться. Но вместо этого я упрямо вскинула подбородок и не менее нагло уставилась в ответ.
Посыльный легко взлетел в седло и натянул перчатку. Один из его спутников наклонился к нему и что-то сказал, бросая на меня из прорезей маски задумчивый взгляд. Тот белозубо улыбнулся в ответ. Остальные расхохотались.
Это был непринужденный смех уверенных в себе людей. Так смеются хозяева жизни, не ведающие горечи поражений. Я впитывала его как цветок утреннюю росу: в нашем поселке уже давно никто не смеялся.
***
Мать и сестра вернулись к ужину. Я встретила их на пороге, и в который раз мое сердце кольнула боль.
Всю жизнь, сколько себя помню, Шайель была маминой дочкой. Именно ее эйра Димантис считала своей гордостью, надеждой и опорой, а мне приходилось жить в тени сестры. Что и говорить, Шайель была красавицей: идеальный овал лица, миниатюрная фигурка, нежная кремовая кожа и роскошные волосы цвета воронова крыла. В нашем поселке оставалось не так уж много мужчин брачного возраста, и почти все они ждали, пока Шайель войдет в четырнадцатую весну, чтобы прислать сватов.
