В литературе с периодичностью примерно в 20–30 лет происходит обновление имён. Не замена одних имён другими, а именно обновление. Если же этого нет, то на смену старым мастерам приходят бойкие на перо дельцы, и литература становится просто частью развлекательного бизнеса. Мы видим это на примере американской литературы, ещё полвека назад весьма могучей, да и французской, немецкой, английской, когда-то слывших великими…
Окончательному превращению писателей в ремесленников обычно мешает национальная литературная традиция — даже если нет новых ярких имён. Та же Германия могла бы оставаться великой литературной державой исключительно за счёт традиции, как это делает её знаменитая футбольная сборная, никогда, при самых неблагоприятных обстоятельствах, не бывающая слабой, но, в отличие от земляков-футболистов, писатели и издатели свою традицию не сохранили. Оттого и немцы, «мужики торговые», имеют только одного приличного писателя — Патрика Зюскинда, да и тому уже скоро шестьдесят…
А вот самобытная русская литература, несмотря на свалившиеся на неё в последние годы беды, по-прежнему существует. Она сохранила свою национальную традицию, и в немалой степени — благодаря журналу «Наш современник». Об этом говорит и число наших подписчиков, и число тех, кто хотел бы напечататься у нас. Наши эстетические и творческие воззрения не претерпели значительных изменений по сравнению с «Современником» пушкинским. И что же — превратились мы от этого в литературный реликт? Ни в коем случае — как не стали реликтами принципы древнегреческого зодчества и скульптуры. Их можно только развивать, а отменить нельзя.
Те, кто ругает традицию, никогда не задумывались: а в какую, собственно, сторону она развивается? В прошлое?
Традиция развивается только в одну сторону — в будущее.
А вот новаторство в отрыве от традиции очень часто развивается только в прошлое. Почему? Да потому что до возникновения реализма все так называемые нетрадиционные, «передовые» жанры в том или ином виде уже существовали в литературе. Писать прозу в «постреалистическую» эпоху так же, как писали, скажем, немецкие мистические романтики или Лоренс Стерн, — это всё равно как писать стихи в духе Тредиаковского, забыв о реформе стихосложения Ломоносова.
Писателю, независимо от выбранного им литературного направления, необходимо владеть основными реалистическими принципами в той же степени, в какой архитекторы владеют классическими принципами древнегреческого зодчества. Иначе он попросту недоучка, халтурщик.
Журнал «Наш современник» не испытывает недостатка в творческих предложениях. Нам присылают свои произведения даже члены «демократического» писательского союза — и не рядовые, а руководители, возглавляющие собственные журналы. Отлично зная наше направление, в наши двери стучатся всякие фантасты, постмодернисты, сюрреалисты, абсурдисты и даже «паскудисты». И если они получают отказ, то не потому что они «исты», а потому что примеряют на себя трусики «жанров», не владея в целом искусством прозы. Ну что такое, скажем, «ненаучная фантастика» как особый жанр? В большинстве случаев — последнее прибежище графоманов.
Мы ждём писателей с необычной творческой манерой, подразумевая, что их неординарность — это не склонность к халтуре, не желание выдать бросовый товар за ходовой с помощью импортного баллончика с краской. И не просто ждём — мы их ищем. «Наш современник» принял активное участие в состоявшемся в конце февраля 2004 года Всероссийском семинаре молодых прозаиков, организованном издательством «Андреевский флаг». Его открыл главный редактор журнала Станислав Куняев, а одну из двух групп возглавил заведующий отделом прозы «Нашего современника» Андрей Воронцов. Сложную предварительную работу по отбору участников провел автор журнала, прозаик Евгений Шишкин. В финал «пробилось» не так много авторов — 12 (из ста), но они были действительно лучшими и представляли 10 регионов нашей огромной страны (москвичей, кстати, не было).
В группе А. Воронцова, Т. Набатниковой и В. Катаева настоящим открытием стал роман воронежца Виктора Никитина «Исчезнут, как птицы» («Случайное время для чтения») — совершенно загадочное, необычное, ни на что не похожее произведение. Это роман-миф, или, как ещё говорят, роман в романе. Формально действие его происходит с осени 1982 года по январь 1984-го — но это лишь один временной пласт книги. Совершенно непринуждённо рядом с ним существует другой, захватывающий 90-е годы прошлого века, причём в повествовательной ткани оба происходят одновременно. И, наконец, третий пласт — «время для чтения»: обладающий несомненными мистическими свойствами роман вымышленного автором колумбийского писателя Августино Гильермо Рохаса «Девонширская изменница», который читают все герои романа. Фабула его является неким ключом к роману самого Никитина. Что же это за замысел? Если коротко, то речь идёт о неком «вечном заговоре» — мёртвой материи против живой, посредственности против творцов, эгоистов против альтруистов, жующих против думающих. В эту мистическую формулу вписано не только печатное превращение симпатичного, живого героя романа в «балалайку», но и крушение всего советского общества.
