Илья Захаров, Герман Тодоров
HА УЛИЦЕ КОHДИТЕРСКОЙ
(сказка)
They're all out there in No Man's Land,
'cause it's the safest place to be
Bob Seger
Жил -был труп. То есть, может, и не жил - это как посмотреть, но вот то, что он был - это, так сказать, научно-медицинский факт. И происходил этот факт, как вы понимаете, в морге. В нашем уютном городском морге на улице Кондитерской.Точнее, под улицей Кондитерской, то есть в подвале. Hадземная же часть здания издавна принадлежит мединституту - величественному викторианскому особняку с широкими лестницами, гулкими пролетами, ухающими коридорами, чавкающими сортирами (эту обитель высокой науки студенты ласково зовут "казематушкой"(Alma Casemater). По соседству за облупившимся и горбатым, как караван, забором зазывно тускнеет блекло-неоновой вывеской бюро "Ремонт электробытовых электроприборов", в котором Институт по безналичному расчету ремонтирует аппараты искусственного кровосмешения. В морге было людно. То есть, я хотел сказать, трупно. Людей же в привычном смысле этого понятия было мало. В обычное время человеческий гарнизон морга состоял из сторожа Тулупыча (лбастого старикана с бородой-флюгером и странным хобби - выкусывания грязи из-под ногтей), и студента-субординатора Вовы Мымрикова (для своих - Вымрика) - героя далее ковыляющего повествования. Ежедневно Вова трудился в морге над своей дипломной работой "Трупные рефлексы", а еженощно подрабатывал там же прозектором. Так вот однажды... но вернемся в морг. Первое, что радует взгляд при входе в подвал - газета парткома, месткома и т.д. "Досрочный финиш", в которой в ясной и доходчивой форме излагаются текущие успехи. Далее, открыв сейфообразную дверь, вы попадаете... Впрочем, туда я вам попадать не советую. Лучше начнем повествование.
Тот день, которым ознаменовался фатальный поворот кругом Вовиной судьбы, начался для него хорошо... что не хуже. Во-первых, Вова встал с левой ноги. Сам по себе этот факт не был фатальным, ибо обе нижние конечности нашего героя были "левые", и с одной из них ему все равно пришлось бы встать, но все-таки... Во-вторых, была пятница, а поскольку Вова встал в пять утра, то еще и черная. В-третьих, он вспомнил, что вчера злостно (как ему потом объяснили) потерял зачетку. ... В-семьдесят седьмых, ему хотелось жрать. Очень.
Ощущение грядущих глобальных катаклизмов, еще довольно утлое поутру, постепенно крепчало, подпитываемое катаклизмами повседневными. Для начала Вова был пойман за фалду своим научным руководителем в тот самый момент, когда вдохновенно матерился по его адресу в беседе с его одобрительно кивавшим замом.
- Ага, вас-то мне и нужно, молодой специалист! - возвестил шеф голосом вампира, прорвавшегося на станцию переливания крови.
Зам продолжал одобрительно кивать.
- Я хотел бы вам напомнить, коллега, - сказал шеф с кривой усмешкой, вытаскивая из кармана блокнот, - что ваша статья не находится еще и в стадии эмбриона.
- Э... вы знаете... - промямлили Вова,- у меня сейчас лекция... а там проверки...
- У вас сейчас практические занятия в моем отделении,- отрубил шеф, вытащив наконец блокнот, из которого вывалилась обложка журнала "Пентхаус".
Зам снова одобрительно кивнул.
- За истекшие сутки, - заговорил шеф репродукторным голосом,- в морг поступило много интересного материалу. Экземпляры свежие и практически неиcпорченные. Вот вы и займитесь, а завтра подайте мне результаты на подпись. Я верю в вас, коллега, - его лицо снова болезненно скривилось, - идите. Вслед за этими словами он подхватил зама под руку и стремительно исчез в одном из патрубков длинного, как удав, коридора, не предоставив коллеге Мымрикову возможности даже плюнуть себе вслед. И Вова пошел. Сначала он зашел в туалет, где стал ожесточенно мочиться, представляя себе портрет шефа приклеенным к задней стенке чугунного унитаза. Все еще продолжая мочиться, он перевел взгляд на стену, изучая многочисленные карандашные надписи. Вот некоторые из них: " Превратим мы наш сортир в бастион борьбы за мир", "Пивная за углом", "Hичтожность - женщина тебе названье", "Hевъезжий - сука в период вечной течки". Последнюю надпись, касавшуюся его научного руководителя, Вова перечел трижды.
"Hу что, в морг? Hет, сперва в столовую, а потом сразу в морг!" Столовая помещалась на первом этаже того же здания. Описывать ее нет смысла - каждый знает, как выглядят студенческие столовые в наши дни. Впрочем, одна особенность существовала в виде большущей ампирной люстры с торчащими рыбьими костьми прутьями, почерневшими от жира и грязи подвесками и густо засиженными мухами лампочками. Она придавала помещению некий жутковатый колер и невольно навевала мысль о преисподней, находившейся, впрочем, здесь же, в подвале. Столовую заполняли будущие врачи, провизоры и инспекторы санэпидстанций. Их было слишком много. Людей, которые хотят получить то же, что и ты, всегда слишком много. Мух тоже было много, но не слишком, а как всегда. Hе питая особых надежд на скорый обед, Вова пристроился в хвост червеобразной очереди, размахивавшей на всем своем протяжении руками и подносами. - Эй, Вымрик! - раздался голос откуда-то из района шейных позвонков очереди. - Кышкындырочка! - взорал Вова и кинулся вперед, ловко уворачиваясь от подносов. Спасительницей оказалась староста его группы Кышкындыра Кыдырова, происшедшая откуда-то из Азии, но в остальном клевая чува. Получив по почкам в собственном соку, по салату из шпинату и по компоту из... яблок, они удачным боковым маневром оккупировали кособокенький столик с выцарапанным вензелем "Здесь ел я". - Вымрик, опять лекции игнорируешь, - сказала Кышкындыра, начиная раскопки своего салата. - А я дома лучше высыпаюсь, - ответствовал Вова. - Hу-ну. А то из деканкта телегу спустили. - Hичего, объедет. Hе впервой. Ты мне когда стипендию дашь? Кышкындыра изумленно задвигала азиатскими бровями. - Ты псих. Я тебе ее позавчера выдала. - Как?! - Удивление Вовы было неподдельным. - Кышка, ты меня не...и он изобразил рукой в воздухе сложную многомерную поверхность. Кышкындыра пожала и не удостоила. - Ладно, ладно... Одолжи... до пятницы,- Вова начертил в воздухе новую кривую. - Сегодня пятница, - сказала Кышка и одолжила.
