В начале апреля 1947 года Георгий Афанасьевич Литвин занял свое место в вагоне поезда, следовавшего по маршруту Москва — Брест, далее — в Берлин. Кстати, это был его второй «визит» в Германию, но об этом его рассказ впереди. Кто помнит это время, может понять фронтовика, с каким настроением он глядел на проносившиеся картины послевоенной России. От станции до станции он видел ужасные разрушения, которые оставила в «наследство» России отгремевшая недавно война, война самая страшная из тех, которые когда-либо были на земле. В ней наш народ и наша доблестная армия нанесли сокрушительный разгром вражьей силе, накинувшейся на нашу страну из «цивилизованной» Европы и стремившийся всеми средствами разгромить и поработить наш народ.
На железнодорожных станциях он с жалостью и скорбью смотрел на небольшие группы людей, пытавшихся продать пассажирам то ли горячую картошку, то ли соленый огурец. Всем им были нужны хоть какие-нибудь деньги, чтобы справить детям обувку, одежонку. Еду эту они отрывали от себя. Это было заметно по их удрученным, изголодавшимся лицам. Измученные тяжкими страданиями в войну, они несли на себе печать неимоверных испытаний, они все еще питались впроголодь, были плохо одеты. Но мирная жизнь брала свое. Были уже заметны результаты восстановительных работ, и, самое главное, люди поверили, что жизнь наладится, если, конечно, удастся избежать скорой новой войны. Помнится, в то время слова: «Лишь бы не было войны» — являлись у нашего народа чуть ли не заклинанием. Да, это был своего рода пароль наступившей мирной жизни, поскольку наши бывшие «союзники» по антигитлеровской коалиции уже начали активно плести интриги, угрожая нам имевшимся в их распоряжении новым, страшной разрушительной силы, атомным оружием…
На войне Георгий Литвин был почти три года. Что рассказывает он о своем восприятии войны?
— Во-первых, — говорит он, — это была страшно тяжелая работа, ежедневная, без выходных. К тому ж неизбежным ее спутником была смерть. Тем не менее в душе каждого воина почти всегда искрилась надежда, что смерть его минует. Он верил в жизнь и победу. Верил, что эта война будет последней в жизни человечества. Да, верил и погибал во имя этой веры.
Воевать Георгию Литвину, кавалеру орденов Славы, довелось в авиации. Нет, наверное, ни одного из наших фронтовиков, который бы не сказал доброго слова о штурмовиках, ибо «Ил-2», на котором Георгий Литвин совершал боевые рейды на позиции противника, действительно был незаменимым нашим самолетом, осуществлявшим авиационную поддержку наземных войск. «Работали» эти самолеты-солдаты без перерывов. Даже из-за плохой погоды и неполадок они недолго оставались на земле. Почти от первого и до последнего дня войны «Илы» были воздушным тараном для взламывания вражеской обороны, истребителями танков, достойными помощниками матушки нашей — пехоты.
Дорога располагает к воспоминаниям и размышлениям. Глядя на проносившиеся мимо картины, Георгию Афанасьевичу вспоминались бои, в которых довелось участвовать, будучи воздушным стрелком как раз на этих вездесущих «Ил-2». Поединки с асами люфтваффе были нелегкие. И во всех этих боях экипаж штурмовика, на котором он летал, выходил победителем. На его личном счету пятьдесят семь боевых вылетов и четыре сбитых истребителя.
Думая под стук вагонных колес о пережитом, Георгий Литвин снова и снова возвращался в свой полк, к своим боевым товарищам, и сердце его щемило о тех, кому не довелось дожить до Великой Победы. Все они пали смертью храбрых. Невольно вспоминалось ему и время учебы в Военном институте иностранных языков, на курсах военных переводчиков.
Как говорится, на войне человек предполагает, а штаб располагает. Война еще продолжалась. Авиационный полк штурмовиков воевал уже в Польше, когда командир объявил Литвину приказ и напутствовал его такими словами: «Учись так же, как воевал. До победы уже немного осталось. Не забывай своих боевых товарищей. Ну а знания твои, сам понимаешь, очень будут нужны после победы. Так что бывай и пиши нам!»
Георгий Афанасьевич думал о словах командира полка, и для него было совершенно неестественным представить, что вдруг его фронтовая жизнь сотрется из памяти. «Конечно, что-то забудется, — думал он, — но боевые товарищи… да чтобы их забыть, никогда!..» Он и по прошествии вот уже более чем пятидесяти лет помнит почти их всех поименно. Наверное, те чувства, которые переполняли его тогда и конечно же весьма ответственная после военная служба, за время которой ему довелось быть свидетелем и участником многих судьбоносных для СССР, Европы, всего мира событий, и подвигнули впоследствии взяться за эту рукопись…
