Они сидели, привалившись к каменной стене, и ждали. Северус первым нарушил молчание.
— И вот еще что, Поттер. Не пытайся здесь разыгрывать из себя самоотверженного героя-гриффиндорца. Беги и спасайся.
Гарри скосил на него глаза: поворачивать голову было больно.
— Слизеринцы так и поступают?
— Да, — твердо сказал Северус.
— Значит, если мне будет грозить опасность, ты просто сбежишь и бросишь меня?
Последовала пауза. Для человека, которому удавалось так долго дурачить Вольдеморта, Северус совершенно не умел врать.
— Что ж, я так и думал. — Гарри закрыл глаза.
Но, услышав скрип двери, снова немедленно открыл их. Дверь распахнулась, и они с Северусом поднялись, когда в комнату вошли четверо. Не сказав ни слова, они схватили Гарри и Северуса за руки и выволокли их в коридор. Гарри почувствовал резкое облегчение, у него как будто разом прояснилось в голове, когда они наконец-то покинули камеру, блокирующую магию. По телу пошел легкий зуд, когда магия вновь заструилась по его жилам. Он сосредоточился, и это ощущение усилилось…
Внезапно странная процессия остановилась, и Гарри и Северуса втолкнули в какую-то комнату. Там стояло шестеро Упивающихся Смертью, прикрывавших лица масками. Магглы, тащившие их по коридору, торопливо вышли, захлопнув за собой дверь. Гарри мельком взглянул на Северуса и заметил, что его рот сжался в тонкую напряженную линию. Северус едва заметно кивнул, и Гарри еще отчетливей представил, как магия бурлит и клокочет в нем, все нарастая и нарастая…
Упивающиеся подняли палочки. Грубым, бесцветным голосом один из них произнес:
— Crucio.
Боль, пронзившая Гарри, была настолько сильной, что он не смог даже закричать. Зажмурившись, он упал на колени и заставив себя не противиться магической атаке, а попытаться сделать так, чтобы чужая энергия смешалась с его собственной.
— Crucio, — сказали теперь уже двое.
Он смутно понял, что до крови прокусил язык. Он пытался сосредоточиться на своей магической силе, непрестанно накапливающейся в ключевых точках тела: в груди, в животе, в основании позвоночника, между бровями.
— Crucio, — а это, должно быть, уже трое. Что-то теплое и густое закапало из его левого уха. Он услышал, как Северус резко выдохнул, и почувствовал, как энергия волнами расходится от его тела.
Гарри подумал о своей силе и ее источнике. О своем гневе, горе, отчаянии, о своем желании выжить. Наконец, почувствовав, как знакомые импульсы силы пронзили его тело, он поднял голову, открыл глаза, посмотрел прямо на врагов и сосредоточился.
Энергия — его собственная, Северуса — пронеслась по телу Гарри. В его жилах пылал огонь, он буквально просвечивал сквозь кожу — Гарри поднял левую руку и увидел, что из нее выстреливают голубые искры. Растопырив пальцы, он мысленно представил, как магия вырывается из него. Ему даже не потребовалось произносить что-либо вслух. Кончики пальцев были окутаны голубым сиянием.
Гарри был готов к тому, что оглушительная волна прокатится по комнате, когда магия вырвалась из его тела и поразила Упивающихся. Он, в общем, был готов, что по всему его телу прокатится жар. Он не удивился, увидев горящие глаза Северуса и зеленые молнии, срывающиеся с его пальцев.
Но то, что мощь его собственной энергии поднимет его с колен и отшвырнет назад так, что он гулко ударился о стену, стало для него полной неожиданностью.
И он даже и представить себе не мог, что, с трудом подняв голову, увидит бездыханные тела своих врагов, по мантиям которых пляшут голубые и зеленые языки пламени. Рядом с ним неподвижно лежал Северус. «Он просто без сознания, — отчаянно подумал Гарри. — Он же не… не… »
Тут его настигла отдача, неизбежная всякий раз, когда неистовая магическая сила прокладывает себе путь сквозь неприспособленное для этого человеческое тело. Он бился в судорогах от чего-то, что было гораздо сильнее боли, что даже нельзя было назвать агонией. Легкие разрывались, кровь бурлила в венах, глаза горели. Мышцы напряглись, окаменели и неестественно вытянулись; суставы хрустнули.
Он не имел ни малейшего понятия, сколько это длилось, пока не провалился в благословенную темноту.
Но даже непонятно где, непонятно когда, в самом центре мрака, он знал, что должен выбраться оттуда. Выкарабкаться по скользким стенам из этой темной пропасти. Из столь прекрасного и спокойного темного уголка.
Голос, раздавшийся где-то над ним, был подобен раскату грома. Он заставил себя вслушаться в него.
— Поппи! Он пошевелился.
Глаза не открывались, но он разлепил сухие, потрескавшиеся губы:
— С… — только и смог прохрипеть он. — С…
Чья-то рука погладила его по голове. И чей-то голос, теперь уже тише, произнес:
