Жарким летним вечером, когда свет дня уже сменяли сумерки, Джо Джаггард, взяв Эми Ле Нев за руку, увел ее со свадебного пира.
Эми была хрупкой девушкой, ростом немногим более пяти футов. Ее светлые волосы сияли в отблесках заката, а кожа была чистой и мягкой. Ей уже исполнилось шестнадцать, но ее ладонь в огромной руке Джо казалась детской. Восемнадцатилетний Джо с золотистыми волосами, ростом более шести футов, был худощавым и мускулистым. В левой руке Джо сжимал бутыль с вином.
Они бежали что есть мочи, пока Эми не споткнулась босой ногой об острый камень, вскрикнув от боли. Джо остановился, уложил Эми в высокую траву и принялся слизывать кровь, сочившуюся из раненой ступни девушки.
Слезы потекли по щекам Эми. Джо обхватил ладонями ее лицо, его пальцы запутались в ее мокрых от слез волосах, и принялся страстно целовать Эми.
Она стянула с него батистовую рубашку, Джо задрал подол ее свадебного платья, смяв тонкую ткань. Они не просто занимались любовью, это было последнее бессмысленное сражение в битве, которую они проиграли.
Джо сделал глоток из бутыли.
– Вот что, красавица, – произнес он и продолжил делано высоким голосом: – Ты есть мерзость, дочь сатаны, ибо ты нечестива и слаба. Истинно говорю, ты распутница.
Эми ткнула его локтем в ребра.
– Я тебя возненавижу, – сказала она, рассмеявшись вместе с ним, после чего серьезно добавила: – Самое смешное, что именно так он и говорит.
– Уинтерберри? Дерьмо он, а не Уинтерберри. Он грязный, поганый распутник. Называет себя пуританином, да только сам не чище навоза, по уши в разврате и похоти. У него рожа пса, который всю жизнь прожил в конуре, а уж при виде его мрачного черного одеяния даже антихрист сбежит обратно в ад. Он купил тебя, заплатив, как за шлюху, в борделе Саутуарка.
Они немного помолчали. Теплый ветерок доносил едва слышные звуки музыки.
– Мы уедем, – сказал Джо. – В Лондон. У меня есть деньги.
– Я не могу уйти из семьи. Закон будет на их стороне. Тебя бросят в тюрьму и выпорют или вздернут в Тайберне.
– Значит, будет лучше, если ты ляжешь с ним в постель? – зло произнес он. – И будешь его ублажать?
– Ты знаешь, что я этого не хочу. Меня насильно выдали замуж.
Он отвернулся.
– Эми, я их убью. Твоих родственников, всех. Я заставлю Уинтерберри жрать собственное дерьмо.
Она поцеловала его.
– Ничего не получится. Сегодня я должна вернуться. Теперь я замужняя женщина.
Глаза Джо были закрыты, затем он открыл их и улыбнулся Эми.
– Нет, красавица, – сказал он. – Кое-что мы можем сделать. Я могу. У меня все получится, обещаю тебе, и мы будем вместе навсегда. Поверь мне. А теперь поцелуй меня еще раз.
Эми и Джо целовались долго и страстно и не услышали приближающихся к ним тихих шагов.
Джо был убит первым ударом. Он даже не успел осознать того, что случилось. Эми оставалась лишь пара мгновений, чтобы успеть испугаться, после чего на нее обрушился второй удар.
Свою супругу, Кэтрин, Джон Шекспир обнаружил в отделанной дубовыми панелями классной комнате, где она учила их четырехлетнюю дочь Мэри по азбуке грамоте. Встретившись с Джоном взглядом Кэтрин даже не улыбнулась. Словно отмахиваясь от назойливой мухи, она откинула назад локон своих длинных темных волос. Шекспир понял, что она злится, и изо всех сил постарался не замечать ее настроения. Он знал, что она хотела обсудить, поэтому намеренно ушел от темы и произнес:
– Рамси Блэйд снова собирается выпороть Пимлока.
– Да, – отрывисто произнесла она. – Я знаю. Шесть ударов. Блэйд придирается к мальчику.
– Пимлок мужественно терпит порку.
– Но только не я, Джон. Как могут мальчики учиться, когда у них на глазах их товарищей наказывают подобным образом?
Больше по этому поводу сказать было нечего. Для него, как директора школы Маргарет Вуд для мальчиков из бедных семей Лондона, это была всего лишь очередная проблема. Нравится или нет, но им приходилось мириться с присутствием в школе Рамси Блэйда с обожаемыми им березовыми розгами; эта напасть была ниспослана им суровым протестантским епископом Эйлмером, дабы в школу не просочилась римско-католическая зараза. Епископ знал, что Кэтрин католичка, и не приветствовал этого.
– Нам нужно обсудить еще кое-что… – продолжила Кэтрин.
Шекспир напрягся.
– Стоит ли говорить о подобных вещах в присутствии ребенка?
Кэтрин подтолкнула дочь к отцу.
– Поцелуй папу и иди к Джейн, – быстро произнесла она. Мэри, нежная и миловидная, как и ее мать, подбежала к Шекспиру, остановилась, чтобы поцеловать его и получить ответный поцелуй, а потом побежала в детскую искать горничную Джейн Купер.
– Теперь тебе не уйти от разговора.
– Нам нечего обсуждать, – сказал Шекспир, с болью сознавая, как неуверенно это прозвучало. – Ты прекрасно знаешь, что я об этом думаю. Тебе нельзя идти на эту мессу.
Кэтрин встала и посмотрела супругу в глаза. Взгляд ее голубых глаз был холоден.
– Я уступала тебе во всем, что касалось нашей совместной жизни, – спокойно произнесла она. – Наша дочь воспитана в англиканской вере, у нас традиционная школа, и я не приглашаю к нам католических священников. Я хожу в приходскую церковь, так что меня даже не за что штрафовать. Джон, я делаю все, что в моих силах, тебе не кажется?
