Лондон, август 1880 года
Переминаясь с ноги на ногу на мокром тротуаре перед особняком в Челси и потея под шерстяным плащом, Хэтти Гринфилд невольно вспомнила последний раз, когда удрала от своего личного охранника. Все закончилось потасовкой с вредным полисменом, а ее близкая подруга угодила в тюрьму Миллбанк. Пожалуй, с побега от сурового мистера Грейвса начинались все самые опасные приключения. Впрочем, как и самые интересные.
Хэтти осмотрела лакированную дверь на верху лестницы. Бронзовый молоток в виде львиной морды с кольцом в зубастой пасти недвусмысленно предупреждал, что здесь находится логово зверя, и особа суеверная наверняка бы поостереглась. Однако на сей раз приключение не было столь рискованным, как марш за права женщин на Парламентской площади, – всего лишь экскурсия по частной художественной галерее. Совершенно безопасно!
Хэтти подхватила юбки и заспешила вверх по ступенькам.
Подруги напомнили бы ей, что галерея принадлежит мистеру Блэкстоуну – человеку, которого общество окрестило Вельзевул, к тому же конкуренту ее отца; и что любоваться его коллекцией прерафаэлитов без надлежащего сопровождения молодой девушке нельзя. Однако, во-первых, хозяина картин наверняка нет дома: на самом деле мало кто видел его во плоти. Во-вторых, Хэтти записалась на экскурсию как мисс Джонс, изучавшая классическую филологию в Кембридже, а не Хэрриет Гринфилд, студентка художественной школы в Оксфорде и наследница банковского магната. В-третьих, на экскурсию по галерее, полной картин и антиквариата, позвали целую группу юных ценительниц живописи, которые наверняка придут с компаньонками. Если верить приглашению в ридикюле Хэтти, она и так уже заставила их ждать: мероприятие началось ровно в два часа, и маленькие карманные часики едва не прожгли дыру в ее корсаже.
Похоже, глухой стук дверного молотка никто не услышал. Хэтти позвонила в колокольчик.
Тишина.
Мокрая туфелька под полой простого шерстяного плаща принялась нетерпеливо притопывать. Наверное, экскурсию начали без Хэтти. Невдалеке от вокзала Виктория она выбралась из кэба, безнадежно застрявшего в заторе, и отважно прошагала под дождем оставшуюся четверть мили. Неужели все напрасно? Стук металла по дереву стал настойчивее.
Или она опять напутала? Хэтти порылась в складках плаща, ища ридикюль, и достала приглашение. Она посмотрела на указанный адрес, потом снова оглядела особняк. Все верно: номер двенадцать, площадь Карлайл. Площадь маленькая, и вряд ли здесь есть дом под номером двадцать один. Девушка снова постучала.
Внезапно тяжелая дверь распахнулась.
Открыл вовсе не дворецкий, а растрепанный мужчина с редеющими седыми волосами в заляпанном красками фартуке. От него исходил едкий запах… восковой полироли? Стараясь не глазеть слишком пристально, Хэтти попыталась вспомнить, не встречала ли это длинное морщинистое лицо среди знакомых художников. В отличие от нее мужчина не церемонился: сначала поискал взглядом отсутствующую компаньонку, потом пристально изучил и ее саму от промокшего подола плаща до вьющихся рыжих волос.
– А вы кто будете? – спросил он, растягивая слова.
– Я на экскурсию.
– На экскурсию? – В его глазах мелькнуло понимание.
– Да.
– Ясно.
Тонкие губы насмешливо скривились.
– Понятно.
Хэтти переступила с ноги на ногу.
– Боюсь, я немного опоздала. Видите ли, я приехала издалека, а моя компаньонка… заболела, потом на Лайалл-стрит я угодила в затор – из-за дождя все улицы забиты…
– Что ж, проходите, – сказал он и отступил в сторону, махнув рукой.
Сердит, как и все мужчины-художники, которых отрывают от работы.
Хэтти огляделась в поисках горничной, чтобы отдать плащ, однако холл был совершенно пуст. У нее возникло неприятное предчувствие, но пропахший полиролью мужчина уже удалялся, и торопливые шаги эхом отдавались в мощенном черно-белой плиткой холле.
– Сэр! – Она поспешила следом, переступая хлюпающими туфельками.
Они свернули в темный коридор. Слева манил взгляд ряд изящных статуй и ваз, но Хэтти пришлось сосредоточить все внимание на том, чтобы не поскользнуться на мокрых каблучках. Мужчина остановился и открыл дверь, жестом приглашая девушку войти. Она помедлила на пороге: хотя в комнате горел яркий свет, никакой группы там не было и в помине. Вообще никого! Художник нетерпеливо щелкнул пальцами, указывая на ближайшую козетку.
– Ну же, садитесь.
Даже издалека Хэтти разглядела, что диванчик был времен Людовика Четырнадцатого, и ее мокрый плащ непременно испортил бы шелк цвета сливочного масла.
– Не могли бы вы прислать кого-нибудь за моим плащом, мистер?..
Художник склонил голову в насмешливом поклоне.
– Скоро к вам подойдут.
– Сэр, я должна у вас спросить…
Дверь закрылась прямо перед ней, и Хэтти изумленно моргнула, глядя на белую деревянную панель.
– Ясно, – вздохнула она.
В наступившей тишине сердце громко стучало в ушах. По спине текли струйки теплого пота.
