Мой любимый шотландец - [5]

– Мэтьюс, – отрывисто бросил Блэкстоун, – вели Николасу отвезти мисс Джонс домой.

Хэтти отступила на шаг.

– Благодарю, не стоит.

Он смерил ее мрачным взглядом.

– Еще как стоит.

Мэтьюс уже спешил по коридору, перебирая тощими ногами.

– Вы слишком добры, – сказала Хэтти. – Остановить кэб я могу и сама.

– Мой экипаж удобнее, к тому же ожидает на заднем дворе.

Она покачала головой, чувствуя, как сердце снова забилось неприятно быстро.

– Не хочу доставлять вам неудобств, сэр.

– Тогда буду откровенен, мисс Джонс, – процедил он. – Возможно, это прошло мимо ваших нежных ушей, однако у меня определенная репутация. – Он указал кивком на ее растрепанный наряд и прическу. – И если вам дорога́ ваша, то лучше не выходить из дверей моего дома без надлежащего сопровождения.

Хэтти не думала, что покраснеет еще сильнее, но ей это удалось. Что может быть унизительнее для юной девушки, чем выслушивать нотации от неотесанного мужлана, вдобавок вполне заслуженно? Она задрала нос.

– Ладно.

Блэкстоун обнажил в улыбке неожиданно крепкие, белые зубы. Левый клык был сильно сколот, верхнюю губу пересекал длинный шрам. Не сводя с девушки пристального взгляда, он принялся опускать закатанные рукава, запоздало вспомнив о приличиях. Смятый хлопок и отсутствие манжет вокруг запястий произвели обратный эффект – вероятно, так выглядел бы мужчина, который поспешно одевается после тайного свидания. У Хэтти перехватило дыхание, и она посмотрела в сторону. Губы все еще трепетали от поцелуя, рука болела после пощечины, лодыжку жгло словно огнем. Она готова была покинуть злосчастный особняк даже верхом на осле, лишь бы убраться отсюда поскорее.

Глава 3

Экипаж с рыжеволосым грузом влился в поток лондонского транспорта, и по спине Люциана Блэкстоуна пробежал холодок предчувствия. Странно, ведь он давно перестал верить в судьбу и предпочитал ковать свое будущее сам.

– Одна из дочерей Гринфилда, не так ли?

Он сообразил уже в коридоре, когда девица наконец прекратила размахивать руками, визжать и разбивать антиквариат. Что ж, теперь ясно, почему у него заныло под ложечкой, – чувство, знакомое любому вору, заметившему нечто ценное.

– Полагаю, что да. – Мэтьюс нервничал больше, чем обычно. – Рыжие волосы, невысокая, фигуристая…

– Мэтьюс, я не слепой! Теперь вы. – Он повернулся к Ренвику, который болтался с ними на задней лестнице, вместо того чтобы вернуться к работе. – Почему вы решили, что она пришла сюда потрахаться?

Ренвик почесал в затылке.

– Девушка была без сопровождения.

– Это необходимое, но вовсе не достаточное условие, дурачина!

– Насколько я понимаю, дамы время от времени к вам заглядывают, чтобы покувыркаться…

– Посреди бела дня? – ощерился Люциан. – К тому же с парадного входа? Запомните, Ренвик: даже если сама вавилонская блудница постучится в мою дверь, не вздумайте пускать ее в дом!

Он редко растягивал гласные звуки на шотландский манер, однако сегодня на него что-то нашло: слово «блудница» прозвучало весьма протяжно и смачно. Мэтьюс неловко переступил с ноги на ногу.

– Она подняла шум, – упрямо твердил Ренвик. – Ломилась в дверь так, словно по пятам гнался целый полк головорезов.

Художник содрогнулся всем тощим телом – лишнего шума он терпеть не мог. Люциан прищурился, и Ренвик поспешно пробормотал:

– Ладно, никаких посетителей.

– Отлично, – сказал Люциан, решив этим и ограничиться: хотя Ренвик и способен по неосторожности напустить в дом шпионов, благодаря своему таланту он был лучшим из всех лондонских мастеров, кто в силах незаметно восстановить пятисотлетние полотна. Дверь за угрюмым художником захлопнулась, и Блэкстоун снова повернулся к Мэтьюсу. – И когда же я дал разрешение на экскурсии по своей галерее?

Казалось, помощник готов ринуться наутек.

– Два месяца назад, сэр. Наряду с другими мерами, которые вы одобрили, чтобы э-э… улучшить свою репутацию.

– Два месяца?! – Воспоминание промелькнуло, и он вспомнил список. Мэтьюс преподнес его в тот момент, когда Люциан приходил в себя после недельного запоя, пребывая в весьма мрачном настроении и мучаясь головной болью. – Мэтьюс!

Глаза слуги тревожно округлились.

– Да, сэр.

– Интересно, каким образом разгуливающие среди моей коллекции богатеи добавят мне популярности в палате общин?

– Филантропия – извилистый путь, – проговорил Мэтьюс, поглаживая усы. – Это стратегия постепенных изменений, включающая множество мероприятий, вроде открытия доступа к вашим коллекциям, покровительство художникам…

– Я знаю, что такое филантропия! Убери из списка все, что касается визитов посетителей. Поймай нам кэб до Белгравии и подумай хорошенько. Я хочу разузнать об этой девице Гринфилдов все.

Две мили до городского особняка тянулись долго – мокрые улицы были усыпаны мусором из водосточных труб и переполненных канав, повозки и экипажи загромождали путь, вместо того чтобы двигаться друг за другом. Окна кэба запотели, внутри пахло сыростью. Жаль, что чистая, управляемая умелым кучером карета в настоящий момент везла домой своенравную наследницу.

Мэтьюс сидел напротив, сосредоточенно сдвинув брови.

– Если это средняя дочь, то ей около двадцати – в любом случае она еще несовершеннолетняя.