Нет ничего удивительного в том, что я выхожу из себя стоит мне увидеть, как здоровенный детина обижает ребенка. Поэтому, когда я увидел большого китайца, избивающего тощего, вопящего паренька в начале переулка, я проигнорировал правило, гласящее, что белые люди должны заниматься своими делами в Бэйпине[1]. Я оторвал этого тупицу от малыша и пнул его сердечно под зад, чтобы научить манерам, а он имел наглость выставить на меня нож. Это вывело меня из себя, и я протер его подбородок левым хуком, который отправил его в сточную канаву и заставил всех зрителей — тоже китайцев — разбежаться с дикими воплями.
Игнорируя их, как я обычно делал в отношении китайцев, кроме тех случаев, когда бил их, я поднял ребенка, вытер его кровь и отдал ему мои последние десять центов, которые он хищно схватил, зажав в тощий кулак, и сбежал в порванной рубашке, развевающейся, словно крылья.
Затем я взглянул на стоящее рядом питейное заведение, похлопал по пустым карманам, вздохнул в философской манере и собирался было идти дальше, когда услышал чье-то наблюдение:
— Вы, кажется, любите детей, мой друг.
Возможно, кто-то решил посмеяться надо мной, увидев, что я отдал свой последний цент китайскому ребенку, и, будучи чувствительным к таким высказываниям, я повернулся, поднимая свою верхнюю губу и готовя свою правую руку.
— И что из этого? — спросил я кровожадным голосом.
— Это очень похвально, сэр, — сказал человек, что подошел ближе и которого сейчас я мог рассмотреть более внимательно. Это был тощий, костлявый мужчина в блестящем, заношенном черном костюме, длинном пальто и широкополой шляпе. У него было настоящее трезвое лицо, и не похоже, что он когда-либо кутил в своей жизни, но мне понравилось то, как он выглядит.
— Я прошу прощения, — сказал я с достоинством. — Я думал, что обращаюсь к какому-то жалкому сынку — э-э, судового повара.
Он задумчиво оглядел меня сверху вниз, скользнув взглядом по моим массивным рукам, моей широкой груди и покрытому боевыми шрамами лицу.
— Под достаточно грубой внешностью бьется благородная душа, — размышлял он. — За этими изуродованными ушами вполне может скрываться золотое сердце. Ни один человек, который защищает ребенка, не может быть полностью плохим, даже если он выглядит как горилла — ах, я прошу прощения. Я не думал, что сказал это вслух. Я доктор Эбенезер Твиллигер. Я работаю в миссионерской школе в горах. — И он протянул свою костлявую руку.
— А я Деннис Дорган, моряк, — сказал я, крепко пожав ее, — как правило, командую торговым судном «Питон», когда не брожу без дела, как сейчас. А это вот Спайк, мой белый бульдог, лучший боец в азиатских водах. Дай лапу, Спайк, прояви уважение.
Спайк сделал так, и миссионер сказал:
— Я понимаю, что вы в настоящее время ничем не заняты. Не могли бы вы выполнить небольшую работку для меня? Я не могу заплатить вам много, но…
— Все за небольшую плату, — сказал я.
— Ну, — сказал он, сцепив вместе свои костлявые пальцы, — я обыкновенно провожу для детей миссии официальный праздник — Рождество…
— Точно! — воскликнул я. — Завтра сочельник, не так ли? Я забыл совсем об этом.
— Я пришел в Бэйпин, чтобы купить игрушки, — сказал он. — Но некоторое время назад один из моих местных помощников, по имени Ванг, приехал и настоял на том, чтобы я спешно возвращался назад. Люди в миссии боятся бандитов. Главарь банды Кванг Цу скрывается где-то в окрестностях, и он неоднократно угрожал уничтожить миссию. Провидение, — сказал доктор Твиллигер с изменившимся лицом, — и слух, что мы обладаем мощными винчестерами, заставляют его держаться на расстоянии. Но в мое отсутствие люди становятся пугливыми.
Я закупил только часть того, что хотел, и не нашел никого, кто смог бы сыграть Санта-Клауса. Мой белый помощник, молодой Рейнольдс, который всегда занимался этим, сейчас в Tьенсине, восстанавливается после атаки холеры. У нас есть один костюм, который я привез из Америки, когда был в последний раз в Штатах, и он был сшит специально для Рейнольдса, я боюсь, что буду не слишком убедительно выглядеть в нем.
Я был склонен согласиться с ним.
— Рейнольдс примерно вашей комплекции, однако не такой мускулистый, — сказал он. — Было бы прекрасно, если бы вы заменили его.
— Конечно, — согласился я охотно. — Я рад сделать это, просто чтобы доставить детям удовольствие.
— Я настаиваю на оплате вашего времени и сил, — сказал Твиллигер, и я понял, что он честный человек. — Я сразу же отправлюсь с Вангом, оставив свой автомобиль здесь для вас. Тот, что стоит вон там. — Он указал на старый «форд Ти», который выглядел так, словно побывал на войне. На заднем сиденье лежал большой ящик. — Тот ящик — для игрушек, которые я не успел приобрести, — сказал он. — Вы купите недостающие, — он вытащил список на длинной полоске бумаги, — а завтра приедете к миссии. Начав на рассвете, вы сможете прибыть в миссию к вечеру. Здесь находятся необходимые инструкции, — и он дал их мне. — Рождественские празднества будут в разгаре, когда вы приедете. Я встречу вас у задних ворот с костюмом Санта-Клауса. Я хочу, чтобы это было неожиданностью для детей.
