— Смотрите, смотрите, это же сама Дормич! — стайка девчонок-подростков загудела от волнения, словно пчелиный рой, встревоженный необычным посетителем. Заглянув в этот дорогущий бутик поглазеть на коллекцию последних моделей европейских дизайнеров, подружки и не чаяли, что подвернется такая удача. Не каждый день встречаешь живую звезду телеэкрана, чье лицо вызывает визги восторга у юных мечтательниц.
— Глядите, как перед ней продавщица заискивает, — прошептала Маринка, одна из старшеклассниц. — Нас еле впустила, мымра, а её готова облизать с ног до головы. — добавила она со вздохом зависти.
— Ну, ты сравнила — нас и Её! — возразила Света, её подруга, с придыханием произнося слово «Её». — Она же звезда, а мы кто? Смотрите, она уже уходит! Взяла один шарфик и все! Небось, два «куска» за него выложила! Даже в магазине очки от солнца не снимает, как голливудская звезда.
— Она и есть звезда. А давайте автограф попросим, а вдруг даст? — предложила Маринка и проворно извлекла из недр школьной сумки ручку и блокнот.
Девчоночья стайка нерешительно направились за Маринкой, завидуя в душе, что Маринка опередила всех со своей классной идеей.
Дормич тем временем стояла у кассы и ждала, пока с её карточки снимут деньги. Она, конечно же, заметила, группку восторженных девиц, направляющейся к ней, но она так же отметила про себя молодого человека со странной внешностью, вошедшего вслед за ней в бутик и с тех пор не сводивший с неё глаз. Сразу и не скажешь, чем этот парень приковывал взгляд. Среднего роста, несколько взъерошенные русые волосы, клетчатая рубашка и отутюженные коричневые брюки. Можно было бы сказать, что у него совершенно непримечательная наружность, если бы не нервный тик, вздергивающий время от времени уголки его рта. И еще глаза — круглые, немигающие глаза цвета настолько светлого, что казались почти бесцветными, даже прозрачными. Эти немигающие глаза приклеились к Альбине, но смотрел он не в ее глаза, а словно сквозь неё.
Умудренная опытом и славой, она знала, что фанаты бывают разные, и среди них встречаются настоящие психи, так прилипнут, что потом не отвяжешься. Альбина надменно взглянула на странного типа, давая понять, что не собирается отвечать улыбкой на его рыбий взгляд. Незнакомец моментально среагировал и отвернулся, якобы рассматривая лейбл какой-то вещицы. Дормич тоже отвернулась и, натянув ослепительную дежурную улыбку, попрощалась с продавщицей.
— Вы уж извините, сейчас нашего менеджера нет на месте, а так бы она сама непременно вас обслужила! — заворковала продавщица.
— Уж один шарфик без Елены Леонидовной я как-нибудь смогу купить, — засмеялась Альбина. Девчонки тем временем приблизились к ней, и одна из них протянула блокнот с ручкой, нарочито бравадным голосом попросив её там расписаться. Альбина оценила её смелость и размашисто чиркнула автограф на весь лист. Подняв глаза от блокнота осчастливленной девицы, Дормич замерла. Странный незнакомец с прозрачными рыбьими глазами стоял совсем рядом и, не отрываясь, пристально смотрел на неё. Он стоял так близко, что она почувствовала его дыхание, смесь алкоголя и лекарств, вызвавший у неё легкий приступ тошноты. В руках он держал небольшую стеклянную банку с прозрачной жидкостью. Банка моментально насторожила Альбину, она инстинктивно попятилась, но не успела отойти — в следующее мгновение рыбье лицо исказила отвратительная ухмылка и незнакомец выплеснул содержимое банки прямо в лицо Дормич, уничтожив за секунду объект зависти и подражания миллионов телезрительниц.
— Катя, накрой стол, сейчас чаевничать будем, — приказывающим тоном «попросил» Олег Васильевич.
Так как являлся он не кем иным, как заведующим лабораторией, все его просьбы на территории лаборатории должны были выполняться беспрекословно и даже с благоговейным трепетом. Само собой, это никоим образом не относилось к Людочке, лаборантке, к которой лысеющий, отягощенный внушительным пузиком, Олег Васильевич Драгов питал самые нежные чувства (что, впрочем, ничуть не умаляло его любви к жене). Здесь, в пределах маленькой, плохо финансируемой лаборатории НИИ Микробиологии, доцент Драгов был Бог и царь, а его протеже Людочка Молчанова — царицей. Остальные занимали оставшиеся места в сложившейся иерархии, при этом Катерина Лаврентьева находилась на самой последней ступеньке. Тому было много причин: она не обладала ничем таким, что могло бы вознести её выше. Ни связями (как Виолетта Горячева, появляющаяся в институте раз в полгода и при этом успешно получившая недавно заветную корочку кандидата биологических наук), ни смазливой внешностью, (как Людочка, сметающая своим лазурным взглядом невинной богини любые препятствия), ни, на худой конец, двойным высшим образованием и готовящейся диссертацией, как Марина Степановна. У Катерины ничего этого не было. Да она ни что и не претендовала.
— Мигом сделаю, Олег Васильевич, — пролепетала Катя и бросилась выкладывать на стол чашки и ложки. Затем она включила чайник и сбегала в ближайшую булочную за сладким.
Когда все было готово, она просто тихо уселась у края стола, в ожидании остальных. Она настолько свыклась с ролью бесцветной улитки, что в другой ипостаси себя и не представляла. Если спросить, например, Людочку, «А как выглядит ваша сотрудница Лаврентьева?», она, пожалуй, поморщит лобик и затруднится ответить, потому как кто разглядывает незаметную, вечно прячущуюся внутри своего мирка, улитку? Убирает комнаты, хороша на побегушках — и ладно. Какая разница, как она выглядит?
