Милосердия двери. Лазарет Ея Величества

Царское Село — последняя остановка. Курьерский поезд Киев — Петроград опаздывает, а тут, как нарочно, вместо двух минут, стоим целых десять. Я дал телеграмму своим в Петербург и с волнением готовился к встрече. На Царскосельской платформе суета. Бегают санитары. Что-то кричит комендант. В поезде разыскивают какого-то Степанова… Не обращаю внимания. Ведь у меня, по статистике, в столице пять тысяч однофамильцев. В купе входит полковник с повязкой Красного Креста на рукаве.

— Вы правовед, семеновец Степанов?.. Санитары, выносите… осторожнее…

На платформе толпа. Кто-то кричит "ура". Гимназистки протягивают цветы…

Ничего не понимаю… Ведь мои все в Петербурге. Мне не хочется лежать в Царском. Я всегда не любил его… Но меня везут… Автомобиль останавливается в саду перед небольшим флигелем. Меня вносят на перевязочную. Поражает блеск чистоты. Группа женщин в белых косынках. Тишина. Восемь дней, как не перевязывали. Задыхаюсь от запаха собственного гноя. Рубашки не меняли две недели. Стыдно. Пожилая женщина в вязанном чепце с красным Крестом осторожно режет бинты.

Рядом стоит высокая Женщина и так ласково улыбается. Вот Она промывает рану.

Напротив две молодые сестрицы смотрят с любопытством на грязные кровавые отверстия моей раны… Где я видел эти лица?.. Меня охватывает сильнейшее волнение… Неужели?.. Императрица… Великая Княжна Ольга Николаевна…

Великая Княжна Татьяна Николаевна… Старший врач наклоняется и тихо шепчет мне на ухо: "Сейчас выну тампон. Будет больно. Сдержитесь как-нибудь"…

Мгновенно вспоминаю невероятную боль в дивизионном госпитале, когда вставляли этот самый тампон. Как сдержаться? В дороге я так ослаб. Но надо, надо во что бы то ни стало… Закусываю губу изнутри. Сжимаю края стола… Ловким движением тампон вырван… Сдержался… Только слезы брызнули…

Императрица смотрит в глаза, нагибается… и целует в лоб… я счастлив.

В то время лазарет этот именовался "Дворцовым госпиталем". Название не совсем правильное. Он помещался в саду большого Царскосельского госпиталя, в десяти минутах ходьбы от вокзала, — по левой аллее. Впоследствии открылся госпиталь в Екатерининском дворце, который также назывался "Дворцовым госпиталем".

Между тем, в первом Императрица работала ежедневно и лично делала перевязки.

В Екатерининский же дворец Она заезжала только изредка. Во избежании смешения именований, я называю первый "Лазаретом Ее Величества".

Это было здание, построенное для заразных, но в котором до того времени ни один больной не успел побывать. В нем было шесть палат по пяти кроватей в каждой. Одна предназначалась для солдат, которых ежедневно приносили из Большого госпиталя для операций и перевязок. Остальные были заняты офицерами.

Таким образом, наряду с более или менее постоянным составом офицеров, имелся ежедневно сменяющийся состав нижних чинов. Вдоль всего одноэтажного здания шел коридор, по одну сторону которого находились палаты.

Меня переносят в палату N 4, где лежат уже два офицера. Молодая сестра с простоватым румяным лицом и большими красивыми глазами подходит ко мне. С первых же слов я чувствую к ней искреннюю симпатию. Славная деревенская женщина. Веселая, болтливая. Она стелет мне простыни и вместе с санитаром переносит на мягкую кровать. Укладывая, все спрашивает: "Не больно ли?"

Понемногу осваиваюсь. С ней так легко говорить.

— Сестрица, мне бы хотелось помыться, почистить зубы.

— Сейчас все принесу. Обещайте, что Вы будете мне говорить все, что Вам нужно. Не будете стесняться?

— Что Вы, сестрица, с Вами не буду.

Здесь придворная обстановка. Вероятно, все люди этикета. И мне радостно, что будет хоть один человек, с которым я не буду конфузиться.

— Теперь будем Вас кормить. Что Вы хотите? Чай, молоко?

— Сестрица, спасибо. Я ничего не хочу. Мне так хорошо.

— И заслужили. Что же Вы о своих не подумали? Хотите я протелефонирую?..

— Петрограда из Царского не добиться. Я лучше напишу телеграмму.

Сестра приносит бумагу. Пишу. Она стоит, улыбается. Как-то сразу полюбил ее.

Редко видел людей, столь располагающих к себе с первого знакомства. Кто она?

Простая сиделка?

— Давайте. Я пошлю санитара на телеграф.

— Спасибо, сестрица.

Мне хочется как-то особенно поблагодарить и не нахожу слов. В комнату ежеминутно заходят дамы в белом. Осваиваюсь. Расспрашиваю соседей. Мне называют фамилии: Добровольская, графиня Рейшах-Рит, Чеботарева, Вильчковская… Все мне незнакомые. Привык читать в Свите Императрицы:

фрейлина графиня Гендрикова, фрейлина Буксгевден, гофлектриса Шнейдер и госпожа Вырубова, Эта "госпожа" Вырубова (она не имела ни звания, ни должности) меня всегда особенно интересовала. Столько про нее говорили: она ведь неразлучна с Императрицей… Мне говорили интриганка, темная сила, злой демон…

— Вы не слышали здесь фамилию Вырубовой?

— Анна Александровна? Да ведь она все утро тут с Вами провозилась и теперь ушла с телеграммой…

День в лазарете начинался в семь часов. Мерили температуру, мылись, приводили в порядок постели и ночные столики, пили чай. В восемь часов палаты обходила старший врач княжна Гедройц. Ровно в девять часов слышался глухой протяжный гудок Царского автомобиля. Вильчковский встречал рапортом. Весь персонал выстраивался в коридоре. Женщины, прикладываясь к руке, делали глубокий реверанс. На этом кончалась официальная часть. Императрица давала понять, что каждый должен заниматься своим делом и не обращать на Нее внимания. Она быстро обходила палаты с Великими Княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной