Кариченская Лина
Миг падения
Hа краю обрыва ты босой, По колено в травах и тумане С головою в утреннем дурмане, Взбитом со студеною росой.
А вода внизу так далеко, Что не слышно грохота и плеска, И с землей проститься так легко:
Страшно лишь разбиться о поверхность.
Он снова падал во сне. Как в детстве: летел со скалы лицом вниз, раскинув руки, летел невероятно медленно, а в груди разворачивался страх перед водой там внизу.
А когда поверхность выныривала из тумана, внезапно приходило сознание того, что это сон. И он просыпался.
Говорят, что только дети падают во сне. Растут. Здесь ему часто снились детские сны. Вот только страх не был простым страхом перед высотой. То была извечная и тщательно скрываемая тревога каждого десантника перед прыжком: а вдруг станет пророческой старая, банальная шутка:
"- Командир, а что делать, если не заработает крыло?
- Принесете на склад и получите новое."
Чуть приподнявшись на постели, он глянул в окно. Скоро начнет светать. В другом конце комнаты мерно тикали часы. Он лежал, глядя в потолок, и постепенно осознавал, что проснулся не от достигшего пика страха. Его разбудила скрипнувшая в петлях дверь. Она опять ушла.
Он всегда мгновенно отходил ото сна; на то, чтобы натянуть джинсы и рубашку хватило нескольких секунд, и он выбежал из дома. Трава у порога была мокрой от выпавшей росы. Чуть поодаль темнел лес. Он побежал вперед.
Под сенью деревьев было совсем еще темно, лишь звезды виднелись в прогалах ветвей, да изредка проглядывал молодой месяц, но ему не нужен был свет. Он пробежал бы по этой тропе с завязанными глазами, во-первых, потому что не раз по ней бегал, а во-вторых, потому, что придумал ее сам.
Покрывающие тропинку мелкие сухие ветки кололи ступни, хрустели под ногами - сегодня он заметил это, хотя обычно не обращал внимания. Впереди маячило ночное небо с россыпью звезд.
Выйдя из лесу, он сразу же увидел ее. Стоя на краю обрыва, она смотрела вдаль.
Она так любила встречать рассветы. А он вечерами уходил на другую сторону леса провожать закат.
Он подошел к ней сзади и накинул на хрупкие плечи тонкую пуховую шаль, захваченную из дома. Она повернула к нему лицо и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Заметив, что она стоит босиком в мокрой траве, он поднял ее на руки.
Доверчиво обхватив его за шею, она приклонилась к его плечу. И, глядя на светлеющее небо, он в который раз подумал: как же просто ее любить.
* * *
- Понимаете, - говорил ему директор Dream World, когда, пройдя все обследования и тесты, он вернулся в его кабинет, - я не могу дать вам никаких гарантий. Честно говоря, такой случай у меня впервые. Дело в том, что вы слишком хорошо осознаете, где сон, а где реальность. Да, ваши фантазии оживут, но так и останутся фантазиями, вы воскресите воспоминания, но они не сольются с реальностью.
- Вы хотите сказать, я буду помнить, что все это сон?
Совершенно верно, - кивнул директор, явно обрадованный, что ему попался такой понятливый клиент. - Вы, конечно, можете убедить себя в реальности происходящего, но опять же элемент сознательного:
Какую-то минуту этот странный клиент смотрел в окно: там под легким ветерком качалась береза, задевая ветвями стекло, потом улыбнулся, и директор вздрогнул, такой страшной была эта улыбка, приподнявшая уголки губ, но не коснувшаяся потухших слез.
- Hе беспокойтесь, - сказал он. - Даже если я не поверю в свой сон, я не стану требовать возврата денег. Просто: я кое с кем не успел проститься:
"И кое-чего себе не доказал".
Hо последнюю фразу он не произнес вслух. Встал, коротко кивнул:
- Всего хорошего, - и ровным шагом человека, исходившего много дорог, вышел из кабинета.
:Он сидел у края обрыва. Метрах в пятидесяти внизу мирно текла река, садящееся солнце окрашивало в золотой спокойную воду. Он смотрел на противоположный берег.
Там, на специально подготовленной, посыпанной мелким песком площадке фигурка в золотистом кимоно выполняла связки движений из боевых искусств Эрии - Лада отрабатывала Танец Заката. Она была фанаткой. Семь лет изучала Эсть в Лесной школе на Эрии.
Он любовался ею много вечеров подряд и хорошо знал, чем Лада заканчивает свои тренировки. Вот, выполнив последние прыжки, она разбежалась, оттолкнулась от края и, выгнувшись в воздухе, полетела вниз. А секунду спустя последний луч заката погас.
Он вновь поймал себя на том, что завидует. Лада умела летать. А он всегда падал.
Их свела высота. Так случилось, что первый свой прыжок он выполнял в боевых условиях. Конечно, он прошел курс обучения на тренажерах, но настоящий прыжок - это совсем другое. И потому он на мгновенье замешкался в разверстом люке корабля, прикидывая время падения, когда голос раздался над ухом:
- Эй, ты собираешься прыгать, или нет?
Ответить он не успел: бесцеремонный толчок коленом пониже спины разрешил его сомнения.
В первый миг падения, когда тугая струя воздуха ударяет в грудь, как-то не думается о земле, и кажется, что воздух выдержит, вынесет: Hо он не держит. И тогда одна мысль неотступно бьется в голове: что, если не заработает "крыло"!
Hо "крыло" сработало как положено; радар засек расстояние до земли, компьютер рассчитал скорость падения и оптимальную высоту, а движки, призванные гасить скорость падения, включились в нужный момент. Страх оказался беспричинным: он не шмякнулся на землю со всего размаху, а легко приземлился: и, первым делом схватив за грудки своего непрошеного помощника, тряхнул так, что открылось забрало шлема, и он увидел искаженное злостью девичье лицо.