Полицейский Пико стоял справа у ворот на набережной Орфевр, а слева — его коллега Латю. Было около десяти часов утра, пригревало майское солнце, в свете которого Париж приобретал пастельные тона.
Именно тогда Пико заметил маленькую старушку в белой шляпке, белых нитяных перчатках и платье серо-стального цвета. У нее были худые, искривленные от старости ноги.
Он не обратил на нее внимания. Была ли у нее в руках корзинка с покупками или сумочка? Он не помнил. Не заметил, когда она пришла. Стояла на тротуаре, в двух шагах от него, и смотрела на машины, находившиеся во дворе уголовной полиции.
Любопытные, главным образом туристы, часто заглядывают на набережную Орфевр. Старушка подошла к воротам, оглядела полицейского с ног до головы, потом повернулась и пошла в сторону Нового моста.
На следующий день Пико снова дежурил и увидел ее во второй раз, в то же время, что и вчера. На этот раз, видимо, после долгих колебаний, она подошла к нему и спросила:
— Здесь находится бюро комиссара Мегрэ?
— Да, на втором этаже.
Старушка подняла голову и посмотрела на окна. У нее были красивые, тонкие черты лица, а ее светло-серые глаза, казалось, никогда не покидало удивленное выражение.
— Благодарю вас.
И отошла мелкими шажками. Да, в руках у нее была сетка с покупками; можно было предположить, что она живет в этом районе.
Следующий день у Пико был свободным. Его сменщик не обратил внимания на старушку, когда она проскользнула во двор.
Минуту она колебалась, затем вошла в подъезд, находящийся с левой стороны. Длинный коридор на втором этаже произвел на нее большое впечатление, она почувствовала себя слегка потерянной. Швейцар, старый Жозеф, подошел к ней и вежливо спросил:
— Вы кого-нибудь разыскиваете?
— Комиссара Мегрэ.
— Вы хотите поговорить с комиссаром?
— Да. Я для этого пришла.
— У вас есть повестка?
Огорченная, она отрицательно замотала головой.
— Вы хотите что-нибудь передать ему?
— Мне необходимо поговорить с ним. Это очень важное дело.
— Заполните бланк, а я узнаю, сможет ли комиссар вас принять.
Она села за столик, покрытый зеленым сукном. В свежеокрашенном помещении стоял сильный запах краски. Она заметила, что для учреждения обстановка здесь довольно веселая.
Первый бланк она порвала. Писала медленно, раздумывая над каждым словом, некоторые из них подчеркивала. Второй бланк также оказался в корзине, потом третий. Только четвертый ее удовлетворил. Она обратилась к старому Жозефу:
— Вы отдадите ему в собственные руки?
— Да, конечно.
— Он, наверное, очень занят?
— Очень.
— Вы думаете, он меня примет?
— Не знаю.
Ей было за восемьдесят, лет восемьдесят шесть-восемьдесят семь, а весила она, пожалуй, не больше, чем девочка. Ее тело как бы утончилось с годами, у нее была тонкая, просвечивающая кожа. Она несмело улыбалась, как бы желая очаровать добряка Жозефа.
— Прошу вас, сделайте все, что в ваших силах. Это так важно для меня!
— Присядьте, пожалуйста.
Жозеф подошел к двери и постучал.
Мегрэ беседовал со стоящими перед ним инспекторами Жанвье и Лапуэнтом. Сквозь широко открытое окно доносился уличный шум.
Мегрэ взял бланк, взглянул на него, нахмурил брови.
— Как она выглядит?
— Очень приличная пожилая дама, немного несмелая. Попросила меня постараться, чтобы вы ее приняли.
В первой графе она написала свою фамилию очень решительным и аккуратным почерком: «Антуан де Караме».
В графе «адрес» вписала: «8 „б“, набережная Межесери».
Наконец как причину прихода сообщила: «Необходимо встретиться с комиссаром Мегрэ по делу огромного значения. Это вопрос жизни и смерти».
— Это сумасшедшая? — пробормотал Мегрэ, попыхивая трубкой.
— Не похоже. Она очень сдержанна.
Чиновники с набережной Орфевр привыкли к письмам от сумасшедших или неуравновешенных людей. Обычно в их письмах некоторые слова были подчеркнуты.
— Примешь ее, Лапуэнт? Иначе она будет приходить каждый день.
Через две минуты старушку проводили в маленькую комнату в глубине коридора. Лапуэнт был один, он стоял около окна.
— Входите, пожалуйста. Не хотите ли присесть?
Взглянув на него с интересом, она спросила:
— Вы его сын?
— Сын… кого?
— Комиссара.
— Нет, что вы! Я инспектор.
— Но вы же дитя!
— Мне двадцать семь лет.
Это была правда, но правдой было также и то, что он выглядел на двадцать два года, и чаще его принимали за студента, чем за полицейского.
— Мне бы хотелось увидеться с комиссаром Мегрэ.
— К сожалению, он очень занят и не может вас принять.
Она колебалась, крутила в руках белую сумочку и не могла решить, нужно ли ей присесть.
— А если я приду завтра?
— Будет то же самое.
— Комиссар Мегрэ никогда никого не принимает?
— Только в случаях особенно серьезных.
— Но это исключительно серьезный случай. Это вопрос жизни и смерти.
— Вы написали об этом.
— Значит?..
— Если вы расскажете мне, в чем дело, я передам это комиссару, и он решит.
— Он встретится со мной?
— Ничего не могу обещать, но это не исключено.
Казалось, она долго взвешивала все «за» и «против», пока наконец не присела на краешек стула, напротив Лапуэнта, который сел за стол.
— В чем дело?
— Прежде всего, должна вам сказать, что я уже сорок два года живу в одном и том же доме на набережной Межесери. На первом этаже находится магазин птиц, и когда летом хозяин выставляет клетки на тротуар, я целый день слушаю их пение.
