ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
МЭГГИ ГЛАЗКИ-ДЕНЕЖКИ
С безликой восьмеркой и дамой на руках, с открытой четверкой у банкомета Костнер решил предоставить дело конторе. Встал. Хозяин кинул себе. Шестерка.
Банкомет сильно смахивал на одного персонажа из фильма Джорджа Рафта тридцать пятого года: сверкающие как алмазы ледяные глаза, наманикюренные пальцы - длиннее, чем у нейрохирурга, над бледным лбом прилизанные черные волосы. Парень не глядя отшелушивал карты от колоды. Тройка. Еще тройка. Мухлеж. Пятерка. Мухлеж. Двадцать ойно - и прямо на глазах у Костнера его последние тридцать долларов - шесть пятидолларовых фишек, составленные на краешке карт, - присоединились к другим таким же столбикам у банкомета. Все, голяк. Приплыли. Без гроша в ЛасВегасе, штат Невада. В Игралище Западного Мира.
Соскользнув с удобного табурета, Костнер показал карточному столику спину. Игра шла своим чередом - и будто волны сомкнулись над утопленником.
Вот он был - а вот его нет. И никто ничего не заметил. Никто не видел, как оборвалась последняя спасительная ниточка. Теперь у Костнера появился выбор: то ли стопом добраться до Лос-Анджелеса и попытаться начать что-нибудь похожее на новую жизнь... то ли выпустить себе мозги через затылок.
Ни то ни другое особенно не грело.
Поглубже засунув руки в карманы заношенных брюк, Костнер не спеша направился вдоль ряда игральных автоматов, что трещали и лязгали по другую сторону прохода меж карточных столиков.
И вдруг остановился. В кармане что-то было. А рядом, с головой погруженная в свое занятие, мадам лет пятидесяти в сиреневых "капри", матроске и на высоких каблуках обрабатывала два автомата сразу - пока один крутился, заряжала другой и дергала рукоятку. В левой руке мадам держала котелок, где у нее хранился неиссякаемый, судя по всему, запас четвертаков. Во всем облике женщины было что-то сюрреалистичное. Работала она почти как автомат - без всякого "выражения на лице, с пристальными немигающими глазами. Только раз отвела взгляд - когда гонг возвестил о том, что какому-то счастливчику достался выигрыш. И в этот самый миг Костнер вдруг понял, отчего в Вегасе столько дури, грязи и смерти - и почему столько злобы и мерзости таит в себе легализованная игра, все эти хитро расставленные капканы, доступные любому среднему гражданину.
Лицо женщины посерело от ненависти, зависти, страсти и бесконечной преданности игре - в то мгновение вечности, когда она услышала, как другая одурманенная душа удостоилась своего жалкого выигрыша. Выигрыша, который только убаюкает игрока словечками вроде "пофартило" или "поймал игру". Приманка, а не выигрыш - блестящая разноцветная блёсенка в море, где рыщут голодные стаи рыб.
А это "что-то" в кармане у Костнера оказалось серебряным долларом.
Он вытащил монетку и стал разглядывать.
Почему-то показалось, что орел ухмыляется.
Тут Костнер резко остановился - в каком-то полушаге от границы города по имени "Облом". Кое-что еще есть за душой. То, что бывалые игроки называют "край", "зацепка", "верная фошка". Один бакс. Большой серебряный доллар. Вдруг отыскавшийся в кармане далеко не столь глубоком, как тот ад, куда Костнер уже готов был низвергнуться.
"Чем черт не шутит", - подумал он и вернулся к ряду автоматов.
Раньше Костнер думал, что все долларовые машины уже поснимали. Монетный Двор объявил сокращение выпуска металлических денег. Но вот, пожалуйста - бок о бок с бандитами на гривенники и четвертаки один долларовый автомат. Главный выигрыш - две тысячи. Костиер глупо ухмыльнулся. Пропадать, так с музыкой.
Сунув серебряный доллар в отверстие, он ухватил тяжелую, от души смазанную рукоятку. Блестящее алюминиевое литье, штампованная сталь. Черный пластиковый шар - как раз по ладони. Удобный угол рукоятки - дергай хоть круглые сутки.
Ровным счетом ни на что не рассчитывая, Костнер потянул за рычаг.
Родилась она в Таксоне. Мать - чистокровная чероки, а отец - проезжий. Мать работала в забегаловке на сто янке грузовиков, а отец заскочил на кухню за свеженьким бифштексом, и так далее. Мать только-только пережила нервный кризис - никудышные оргазмы, и так далее. Заскочила в постель. И так далее. Девять месяцев спустя на свет появилась Маргарет Энни Джесси красна лицом, черна волосом и обречена на бедность. А двадцать три года спустя, окончательно сформированная мистера ми Проктером и Гэмблом, журналом Вог, а также ин тимной связью с черной работой, Маргарет Энни Джесси сделалась сокращением, Мэгги.
Длинные ножки - стройные и ловкие; бедра чуть широковаты. - ровно настолько, чтобы возбудить у мужчин навязчивое желание их потрогать; плоский натренированный живот; осиная талия, к которой любой наряд хорош что широкая юбка, что танцевальные слаксы; никаких грудей - одни соски, но никаких грудей, как у дорогой шлюхи (по мнению 0Хары), - и никакой набивки... плюнь ты на буфера, детка, есть дела поважнее; точеная, горделивая, работы Микеланджело, шея - и лицо, лицо...
Выдвинутый вперед подбородок - быть может, чуть более воинственный, чем нужно, - да только и у тебя, детка, был бы такой, отшей ты столько же любителей пощупать; узкие губки, будто налитые медом, которые так приятно целовать, - вызывающие, капризные, готовые ко всему; правильной формы нос, что отбрасывает правильную же тень, - тут подходят эпитеты "орлиный, "римский, классический и тому подобное; скулы решительные, бросающиеся в глаза так же, как бросается в глаза клочок суши после девятилетнего скитания в открытом океане; скулы, туго обтянутые плотью, а под ними узкими полосками притаилась тьма; скулы, столь же поразительные, как и все лицо в целом; незатейливые раскосые глаза, наследство матери-чероки, - глаза, в ко торые смотришь будто в замочную скважину; бесстыжие на самом деле глаза типа -"можешь, если захочешь".
