Лифантьева Евгения Ивановна
Магии не существует, или Криминальный репортер
Магии не существует
Макс отбросил на столик газету частных объявлений и произнес свою коронную фразу:
— Вот идиоты! Магии не существует!
Я подтянул к себе ворох шуршащих листов. В глаза бросилась крупная реклама: фото тетки, похожей на откормленного поросенка, и текст: "Провидица Лиза. Снимет сглаз, порчу, родовое проклятие, венец безбрачия и покрывало одиночества. Гадание на картах ТАРО и на китайской Книге перемен. Лечение молитвами и заговорами. Белая магия".
— Снимаю, — хихикнул Макс, — порчу. Избавляю от безбрачия и застарелой девственности.
— Магии не существует, но это не мешает тебе ею пользоваться. — Продолжил я дежурную шутку.
Тут нужно сделать небольшое отступление, чтобы читатель мог понять, почему толстощекая провидица и другие магистры белой, черной и иных цветов магии привлекли внимание моего друга.
Популярная газета еженедельно публиковала его объявление в одном блоке с рекламой всяких гадальщиков. Это дико раздражало Макса. Однако в редакции ему аргументировано заявляли, что текст "Психология и парапсихология. Консультации в конфликтных ситуациях. Ликвидация проблем, связанных с паранормальными причинами" не может быть помещен никуда, кроме как в "Услуги прочие".
— Не нравится — вообще не суйся в СМИ. — Привычно подковырнул я друга.
— Пожалуй, что скоро так и сделаю. — Согласился Макс. — После семинаров гораздо больше клиентов приходит "по знакомству", чем по объявлениям.
Он сгреб со столика газету, кинул ее в угол.
— Ладно, я тебя не над бедной Лизой стебаться пригласил. Дело есть. Хочешь опять побыть "подопытным кроликом"?
— А ты как думаешь? — Ответил я вопросом на вопрос.
Мы познакомились несколько лет назад. Я, тогда еще студент факультета журналистики, подрабатывающий в газетах, нагло заявился к Максу домой с целью взять у него интервью.
В редакции мне объяснили, что публике нужны чудеса и чудотворцы. Сначала я отправился в нашу местную тусовку экстрасенсов, гордо именовавшуюся "Академией народного целительства". Целители, обиженные Максом, решили сделать ему мелкую пакость и дали домашний адрес. Правда, на счет пакости я понял не сразу. Тогда, словно на крыльях, летел по городу в предвкушении сенсационного репортажа. Еще бы: маститые паранормальщики в один голос утверждают, что мой будущий герой — настоящий волшебник!
Сначала Макс хотел вышвырнуть незваного гостя на лестничную площадку. Потом, ошалев от моего напора, согласился поговорить.
В результате двухчасовой беседы я выяснил, что чудес не существует, есть еще не изученные законы физики, магии тоже не существует, а все, кто в нее верят — идиоты и кретины, попавшиеся в ловушку массовых заблуждений.
Опубликовать магнитофонную запись нашего разговора мне не удалось. Редактор, милейшая женщина, объяснила, что читатели газеты — те самые верующие идиоты и кретины. "Опасно отбирать у тигрицы тигренка, а у публики — ее заблуждения, — процитировала она кого-то из классиков.
— Так что теперь, писать неправду? — обиделся я.
— Не можешь писать то, что нравится публике, — не пиши ничего. — Отрезала она. — При выборе между правдой и тиражом всегда побеждает тираж.
В-общем: иди, мальчик, и думай о профпригодности.
К счастью, на следующей неделе запил журналист, который обычно писал криминальные репортажи, и меня отправили в милицейский рейд по ловле проституток. "Ночные бабочки" понравились публике, и с тех пор специализировался на "криминале".
Однако "неотписанный" текст не давал покоя. Я позвонил Максу и извинился за то, что статьи не будет.
— А я и не рассчитывал, — ответил экстрасенс.
И пригласил меня в гости.
С тех пор мы дружим. Уже не раз он использовал меня в своих делах в качестве "контрольного наблюдателя". В смысле — трезвомыслящего, не предвзятого постороннего лица.
Я верю, что когда-нибудь напишу о нем книгу, в которой будет правда, только правда и ничего, кроме правды. По возможности сую нос во все, чем он занимается. Поэтому, пародируя соблазненную красотку из какого-нибудь сериала, я манерно протянул:
— Могу ли я тебе ответить "нет"?
— Тогда подожди секундочку.
Макс сходил на кухню, принес початую бутылку вина и два бокала.
Разлил: мне — почти до краев, себе — чуть-чуть на донышко, только чтобы губы смочить.
— Это что, тест на действие алкоголя? — Удивился я.
— Ты посмотри на бутылку.
Бутылка как бутылка. Ничего особенного. Блеклая, "совкового" вида этикетка с расплывшимися фиолетовыми штампами.
— "Шато дэ Монтань. 1989", — с трудом разобрал я латинские буквы.
И тут только до меня дошло, где видел похожие непрезентабельные "пузыри": в ресторане "Эспланада", самом дорогом в городе.
Мы делали "Эспланаде" рекламу. Нужно было написать, чем же так крут этот подвальчик на центральной улице. Чтобы читатели прониклись и пришли сюда хотя бы из любопытства.
Хозяин ресторана знал свое дело. Накидал мне кучу "фишек" для рекламной статьи, так что и выдумывать ничего не пришлось. Но главной его гордостью была коллекция вин, закупленных на самых престижных аукционах.
Раритетные бутылки красовались возле бара в специальных витринах, похожих на музейные: передние стенки супер-шкафов прикручены здоровенными винтами. Когда кто-нибудь из посетителей заказывал "особое" вино, официант приносил отвертку и откручивал пуленепробиваемое стекло. Правда, часто слесарить не приходилось: в винной карте против названий коллекционных вин цены стояли в долларах. Как минимум, с двумя нулями. За сто грамм.
