Первое слово, которое занесло снегом, было слово «…никогда…». Вторым исчезло слово «…всегда…».
Листок, на котором они были написаны, залетел под кусок дерева, отщепившийся от пола верхней площадки башни. Иначе бы его унесло сквозняками, гулявшими между открытыми проемами стен.
Снежные кристаллики запорошили окровавленные половицы. Половицы старые, а кровь на них — юная, свежая, еще не засохшая и теплая. Такое же древнее, как половицы, здесь все: почерневшие стропила, неотесанные, бесформенные камни стенной кладки, ветхая и тоже перепачканная кровью винтовая лестница.
Но старее всего сама постройка — старше, чем христианство в этой стране.
А снег уже заносит слово «…забыть…» и написанные немного дальше слова «…всем своим сердцем…». Потом он запорошил имя, которым подписано письмо.
Его неровные строчки набросаны беглым женским почерком. В большой спешке, великом страхе и отчаянии, должно быть, писалось это послание, которое сейчас так тихо, беззвучно хоронил снег.
Уже шестнадцать веков тому назад эта башня представляла собой руины. В последующем ее одиннадцать раз ремонтировали разные владельцы, от гессенских рыцарей-разбойников до гессенских ландграфов. В последний раз — Его Всемилостивейшая Светлость Вильгельм IX в 1804 году. По желанию сиятельной особы был воссоздан первоначальный облик строения, отныне предназначенного стать обзорной вышкой. За последующее время каменное сооружение вновь превратилось почти в руины, у подножия которой доска предупреждала путника:
ВОЗМОЖЕН ОБВАЛ СТРОЕНИЯ! ВХОД ЗАПРЕЩЕН!
Тот, кто игнорировал это предупреждение, мог с высоты башни окинуть взглядом далекие просторы. Отсюда была видна река Нидда, змеившаяся в своих камышовых берегах по долине через луга, пастбища и пашни, через кустарники и серебристые ольховники. Гора Большой Фельдберг со своим темным широким лесистым хребтом, Винтерштайн с его тремя горбами, голубоватые очертания Фогельсберга на востоке, массив Хоэнродскопфа с треугольником горных лугов на боковом склоне, вспыхивающем магическим светом под лучами солнца среди темного, как ночь, моря деревьев; маленькие и совсем крохотные деревеньки, старинные замки, крестьянские усадьбы с черными и светло-коричневыми пятнистыми коровами — все это можно было увидеть с башни, а еще — железнодорожные поезда, которые, меланхолически посвистывая, скрывались в далекой дымке. В ясную погоду удавалось разглядеть курорты Бад Наухайм, Бад Хомбург, Бад Фибель, городки Кенигштайн, Дорнхольценхаузен, Оберруссель и сотни других мест человеческого общежития, самое большое из которых Франкфурт, Франкфурт-на-Майне.
Уже давно наступила ночь и все погрузилось во тьму. Но будь даже светло, как днем, все равно не удалось бы разглядеть даже в двух шагах ничего, потому что уже три часа подряд шел небывалый снегопад. Снег сыпал и сыпал на землю из зловеще мрачных туч.
В эту ночь снег валил так плотно, что казалось, из него состоит уже весь воздух, что воздуха вообще не осталось, а есть лишь некая не дающая дышать, удушающая все живое и в то же время неосязаемая и не имеющая даже названия среда, невесомая и одновременно давящая, низвергающаяся из беспредельности небес и поэтому не имеющая ни конца, ни границ, — бесконечное движение миллионов и миллионов снежинок, озарявшее мрак и придававшее белесый оттенок темноте. Снег уже завалил дороги и пути. И это притом, что шел он всего лишь три часа.
Два дня спустя древние старики скажут, что не припоминают подобного снегопада за всю свою жизнь. Так что даже при свете дня через такую снежную завесу путник ничего бы не увидел из окон башни, которые, возвышаясь над кронами самых высоких деревьев, в хорошую погоду открывали взгляду дальние дали.
Это было идеальное место для башни. По-видимому, так считал и римский полководец Друз, приказавший построить здесь оборонительную линию против германцев. Такого же мнения, наверное, был римский император и полководец Домитиан, повелевший своим легионам начать строительство оборонительного рубежа, который, протянувшись через горы и ущелья, вдоль могильных курганов и болот, по лугам и лесам пятисоткилометровой укрепленной границы, должен был защищать «умиротворенные» провинции Верхняя Германия и Реция. Императоры Трайян, Адриан и Антоний Пий продолжали строительство гигантского сооружения между Рейном и Дунаем, создавая сначала валы и укрепленные сваями рвы, а затем построив свыше тысячи сторожевых башен и свыше ста замков. Во многих местах еще сохранились развалины этого гигантского сооружения, воздвигнутого бесправными людьми против бесправных же людей по приказу могущественных властителей и устроителей кровавых боен.
Пара коричневых теплых зимних ботинок болталась туда-сюда над листком. Они, эти ботинки, висели в воздухе и медленно двигались. Иногда они слегка касались друг друга. Раз. Еще раз. И разошлись.
«…il nostro concerto…»[1]. Уже несколько сантиметров снега лежало над этими словами. И еще над этими «…Porto Azzurro[2]. Azzurro…» Оседая на местах, забрызганных кровью, снежные хлопья превращали их из красных в красно-розовые, светло-красные, белые. Все больше кровавых следов и слов исчезало под снегом. Он скрывал кровь, размывал чернила, уничтожал послание. Снежные хлопья делали свое дело не спеша, и так же неспешно совершали свое движение зимние ботинки.
