— Нет! — донесся от стойки бара резкий голос Ксении, и Александр с раздражением подумал, что за все восемь лет, которые они вместе проработали в одной редакции, он, кажется, ни разу не слышал, чтобы эта женщина хоть с чем-то вот так сразу согласилась. Впрочем, бармен это тоже должен был знать, так что пусть выпутывается сам.
Не прислушиваясь к дальнейшему разговору, он склонился над столиком, надеясь, что Ксения его не заметит — в последнее время она доставала его особенно навязчиво. Правда, он, как правило, с успехом ее отбривал, но сегодня у него не было ни малейшего желания с ней общаться.
Она подошла, звонко стуча тонкими каблуками по мраморным плитам пола. А он, видя, что его жалкая попытка остаться незамеченным не удалась, опять потянулся за стаканом, в котором еще оставалось немного спиртного. Лучше было допить все и сразу, до начала неминуемого и наверняка неприятного разговора. Иначе существовал почти стопроцентный риск не почувствовать от выпитого никакого удовольствия. Глаза Ксении на мгновение задержали его руку. Но — не остановили.
Александр с независимым видом тщательно пережевывал кусочек сыра.
— Мы можем поговорить?
Сыр был сухой и, что называется, драл горло. А тут еще, как назло, нужно было отвечать.
— Опять будешь читать мораль? — демонстративно тоскливо выдавил он из себя и поднял на нее глаза.
Серый костюм с высоким воротником-стойкой был застегнут наглухо, до последней пуговицы. И не выглядел чопорным только потому, что был узок и четко прорисовывал плавные изгибы фигуры. Волосы Ксении были бы светло-русыми, если бы она не пользовалась оттеночным шампунем, который придавал им пепельный цвет. За восемь лет их знакомства Ксения немало экспериментировала со своей гривой, особенно упражняясь в колористике. Были и «гнилая вишня» и даже «баклажан», «перья» и «металлик». Но пепельный шел ей больше всего. Он был строг, как сама Ксения. И благороден, чего у нее тоже нельзя было отнять. Правда, Александр скоро принялся подшучивать: «Все серенькое, серенькое… Мне скоро начнет казаться, что я работаю рядом с большой серой мышью». Ксения обиделась, но он знал, что это ненадолго — она привыкла к его «солдатским» остротам. Сам Александр любил яркие вещи, особенно водолазки. И ненавидел галстуки, так как они были неутилитарны и мешали свободно дышать.
Александр еще раз окинул ее взглядом и сдавленно вздохнул: если бы они не были знакомы и случайно встретились где-нибудь на вечеринке, он ни за что не заподозрил бы, что эта красавица кроткого вида — сухарь и зануда, изводящая своих сотрудников постоянными нотациями и нравоучениями. Впрочем, это было не совсем правдой — Ксения изводила своими приставаниями только Александра. Так сложилось исторически. Почему? Он давно перестал ломать голову над этим вопросом, как над неразрешимым. Может быть, избрала его в качестве боксерской груши, на которой разряжала постоянные стрессы, обычные в журналистской работе. Конечно, Александр предпочел бы, чтобы она нашла себе любовника и разряжалась по-другому, но с любовниками у Ксении как-то не клеилось.
На Ксению демонстрация его нежелания вступать в разговор впечатления не произвела. Она поставила на столик свой коктейль в высоком разноцветном бокале, с засахаренной долькой лимончика на ободке, и уселась напротив.
— По-моему, ты уже давно вышел из того возраста, когда чтение морали может оказать хоть какое-то воздействие.
Александр пожалел, что не сказал это первым и сразу же. А так пришлось просто согласиться.
— И чего же ты от меня хочешь?
У него пронеслось в мозгу, что, возможно, он перестраховывается. Разве не может она просто присесть рядом за столик, чтобы не в одиночестве пить свой молочно-фруктовый коктейль? Без намерения одновременно заниматься его воспитанием. Впрочем, это было бы почти нереальным счастьем.
— Я от тебя ничего не хочу, — спокойно сказала Ксения. — Слава Богу, за те годы, что мы знакомы, у нас было время отхотеть по поводу друг друга на все сто. Ты должен это понимать. Я говорю с тобой только потому, что вижу, как сгущаются тучи над твоей бестолковой головой. Кстати, это видят все, кроме тебя.
— Ну и плевать! — Он решил идти ва-банк и, зная, что Ксению раздражает его даже чуть нетрезвый вид, уставился ей прямо в переносицу. — Тучи не тучи… Тебя почему это так волнует?
Ксения отпила из бокала и бросила в рот лимонную дольку. «Даже не поморщилась, — отметил про себя Александр. И добавил удовлетворенно: — Человек, состоящий из кислоты и яда, не может отрицательно реагировать на элементы, из которых состоит, если они поступают извне». Чрезвычайно довольный такой мыслью, Александр подумал, что ее следовало бы записать. Иначе забудет. Сколько их, почти гениальных мыслей он растерял за свою жизнь? Вот Ксения, конечно, скрупулезно записывает все, что приходит ей в голову. Вероятно, дома у нее где-нибудь в укромном уголке находится целый склад записных книжек. «Кислота и яд… — ухмыльнулся он. — Впрочем, если эти элементы поступают в ее организм — это ее личное дело, но если они же исторгаются во внешний мир…»
— Мне не может быть все равно, — твердо сказала Ксения. — Это угрожает мне лично. Если на твое место посадят какого-нибудь зеленого «вьюношу», неспособного отличить репортаж от очерка…
