Глава первая
1876
Подъезжая к своему фамильному гнезду на Парк-лейн, Шона Уинтертон терзалась вопросом: чего будет стоить ей возвращение?
Когда-то в этом доме царило счастье. Теперь же он скорее напоминал тюрьму.
Стоило ей выйти из кареты, как дворецкий уже услужливо распахнул двери, приветствуя ее широкой улыбкой.
— Очень рад снова видеть вас, мисс. Нам очень вас недоставало.
— Спасибо, Хоскинс. Как себя чувствует мама?
— Ее милость в последнее время сильно переутомилась. Сейчас отдыхает, но, уверен, она будет счастлива вас видеть.
Шона улыбнулась ему. Хоскинс служил в доме ее родителей на протяжении пятнадцати лет. Она знала, что, если понадобится помощь, она всегда сможет положиться на старого дворецкого.
Поднимаясь по лестнице, девушка подумала, что совсем скоро может настать тот день, когда без его помощи ей придется нелегко.
Если бы отец был жив, все было бы совсем иначе!
Это был скромный книгочей и тонкий ценитель литературы, владевший несколькими иностранными языками. Он не обращал внимания на распространенный предрассудок, согласно которому девушки не должны казаться чересчур умными, чтобы не снизить свои шансы на успешный брак. Напротив, гордился интеллектом Шоны и старался передать ей все, что знал сам.
Отец очень любил путешествовать и всякий раз, когда представлялась такая возможность, увозил жену с дочерью за рубеж. Как же прекрасны были те поездки!
Но три года назад у него случился сердечный приступ, мгновенно унесший его в могилу.
Шона с матерью скорбели о нем, однако через полтора года овдовевшая женщина снова вышла замуж, и ее дочь поняла, что никогда больше не будет счастлива в этом доме. Отчим, полковник Локвуд, оказался весельчаком и балагуром, столь непохожим на тихого отца-интеллектуала.
У самой двери в спальню матери Шона замерла и обратилась к своей камеристке:
— Приготовь, пожалуйста, ванну, Эффи. Мне еще нужно повидаться с матушкой.
Эффи поспешно удалилась, а Шона постучала в дверь и услышала в ответ негромкое «войдите».
Заглянув внутрь, она сразу увидела леди Хелен: та сидела на кровати в кружевной ночной сорочке. Изящное лицо ее было совсем бледно.
В свои пятьдесят лет леди Хелен привыкла вести себя как немощная старуха. Дочь объясняла это тем, насколько непростым был повторный брак матери.
Леди Хелен, разумеется, не смела открыто критиковать супруга. Одно лишь слово недовольства — и она тем самым признала бы, что это замужество было нелепой глупостью. Одно лишь слово недовольства могло разрушить фасад супружеского счастья, который леди Хелен столь истово оберегала. Поэтому от всех своих проблем она спасалась единственным доступным ей способом — бегством.
Шона знала, что мать ее любит. Но она не забывала и того, что в конфликте с отчимом та никогда не примет ее сторону.
Увидев дочь, леди Хелен просияла и раскрыла ей объятия.
— Шона, милая моя. Наконец-то ты дома!
В радушии матери Шона ощутила некую натянутость, отчего на сердце у нее вмиг стало тяжело. Очевидно, мать испытала облегчение при виде дочери, а значит, худшие опасения могли подтвердиться.
— Деточка моя, тебе понравилось у Донвортов? — спросила леди Хелен.
— Очень понравилось, мама. Они такие милые люди, а дома у них всегда очень весело! Каждый вечер мы развлекались и плясали. Я, признаться, ужасно устала!
Леди Хелен улыбнулась рассказу девушки. В молодости мать Шоны сама обожала веселиться. Она, неизменная королева балов, танцевала каждую ночь, флиртовала со всеми молодыми людьми, пока не встретила мужчину своей мечты и не вышла за него замуж.
Хрупкая и деликатная, леди Хелен по-прежнему оставалась настоящей красавицей, а ее сходство с дочерью было просто поразительным: те же мягкие светло-каштановые волосы, те же большие голубые глаза и тонкие черты лица.
Однако лицо Шоны выражало решительность, которой не хватало матери. Подбородок ее, точеный и аристократичный, можно было с полным правом назвать волевым. В контуре губ, пухлых и нежных, угадывались стойкость и сила духа.
Шона Винтертон никогда не позволила бы кому-либо собой командовать, хотя находились еще люди, которые этого не понимали. Одним из них был ее отчим.
— Очень рада, что ты хорошо провела время, — проговорила леди Хелен.
— Я осталась бы и дольше, — сказала Шона, — но отчим написал...
— Дорогая, зачем ты так его называешь? Я уверена, он был бы счастлив, если бы ты называла его «папа».
— Этого я сделать не могу, — тихо вымолвила Шона. — Папа умер, и я не могу называть его именем кого-либо другого.
Леди Хелен тяжело вздохнула.
— Как жаль, что ты так упряма, деточка моя! Полковник Локвуд — очень хороший человек, он сделает все, что в его силах, чтобы тебе помочь.
— Ну уж нет, мамочка. В это я никогда не поверю. Он не хочет помогать мне — только себе самому! И я даже не уверена, что он хороший...
— Тише!—чуть не взвизгнула леди Хелен. — Не смей так о нем отзываться!
— Прости, мама, — послушно ответила Шона.
Девушка знала, что ее попытки открыть матери неприятную правду не имеют смысла: та не хотела признавать очевидных фактов.
И все же она не смогла отказаться от еще одной попытки.
— Полковник хочет получить титул, — сказала она. — И добиться его он собирается с моей помощью.
