Врач слушал ее, не перебивая, и она была ему за это благодарна. Рассказывать о своих снах чужому человеку, тем более мужчине, Тамара всегда считала дурным тоном. Впрочем, как дурной тон, а значит вещь абсолютно недопустимую, она расценивала всякое прилюдное проявление чувств. Сами же чувства, большую их часть, Тамара считала глупостью, недостойной современного образованного человека, к коим она себя, несомненно, причисляла. Впрочем, были и исключения. Например, любовь к комфорту, или профессиональный азарт, или честолюбие как двигатель прогресса, удовлетворение от работы — такие чувства Тамара не только не признавала слабостью, но и, напротив, поощряла в себе и приветствовала в других. Все остальные — слюняво-сентиментальные — называла блажью, мешающей достижению цели. А цель у нее была, и вполне определенная. Тамара собиралась стать профессором, а потом и академиком.
Почему бы и нет? К своим тридцати пяти годам она, провинциалка из многодетной рабочей семьи, и так много добилась. Кандидатская степень, должность доцента в одной из лучших столичных академий, квартира в центре Москвы, иномарка — не фунт изюма. Всего этого она именно добилась — не только природным умом, но и адским трудом, самодисциплиной, умением правильно выстраивать отношения. Тут не до лирики, была бы послабее, помягче — превратилась бы в клушу в фартуке и халате, квохчущую над мужем и слюнявыми детьми. Нет, это не ее стезя. Всех этих простых женских радостей она насмотрелась в родительском доме, и бежала от них, как от чумы — почти без денег, без связей. И ведь выжила, выстояла, сделала себя.
Она бы и сейчас выстояла, после смерти мужа, но тут привязался к ней этот сон. Каждую ночь один и тот же сюжет: осень, старый парк, как ковром, весь покрыт желто-красной листвой. И по этому ковру ей навстречу идет Игорь с раскладушкой в руках. «Помоги мне где-нибудь устроиться, хотя бы на одну ночь. Я так виноват, так виноват…», — не столько слышала, сколько понимала по его губам Тамара. Она хочет сказать, чтобы он бросил раскладушку и шел домой, ложился в их просторную супружескую постель, — и не может, у нее нет голоса. А Игорь идет дальше, словно и не надеясь на ее ответ. Сон такой отчетливый, словно все происходит наяву, она даже слышит, как шуршат листья под ногами Игоря. Тамара так устала от этого сна, что решила обратиться за квалифицированной помощью, хотя и не очень на нее рассчитывала. Она доверяла стоматологам, терапевтам, гинекологам, другим специалистам по конкретным органам, среди ее знакомых было немало прекрасных и вполне эффективных специалистов, но психотерапия — темное какое-то дело… Но не к гадалке же идти!
— Мне трудно судить, почему вам снится именно этот сюжет. Считаю некорректной буквальную расшифровку снов, типа — мясо к болезни, дерьмо, извините, — к деньгам. Есть несколько теорий сновидений, не буду вас обременять подробностями. Но по собственному опыту скажу, что часто такие яркие и повторяющиеся сны бывают предвестниками… — врач замялся, подыскивая формулировку поделикатнее, — некоторых неполадок, например со стороны нервной системы или психики.
— То есть вы хотите сказать, что я скоро сойду с ума и мой покойный муж хочет меня об этом предупредить? — Тамара готова была рассмеяться прямо в глаза этому шарлатану.
— Ваше право не верить. Но вы же занимаетесь наукой и понимаете, что, не имея достаточного количества информации, на достоверный результат рассчитывать нельзя. Вы не хотите рассказывать о себе — я не могу вам помочь. Но то, что муж вас о чем-то предупреждает, можете не сомневаться. Подумайте, вспомните, за что он просит прощения? Может быть, это вам поможет…
«Конечно, шарлатан, я так и знала, но в одном он прав — надо понять, в чем Игорь виноват, за что попросит прощения? И, главное, у кого? — размышляла Тамара, заводя машину. — По логике, если снится мне, то у меня, но за что? Жили же ровно, душа в душу. Какое, однако, глупое клише — душа в душу. Как будто можно свою душу соединить с чьей-то еще? Ладно, подумаю после работы». Однако вопрос не отпускал — Тамара органически не переносила вопросов, на которые не находила ответа. Даже не разгаданный кроссворд мог вывести ее из равновесия и, главное, лишить работоспособности. Всю дорогу до академии, а потом и в служебном кабинете, до начала лекций, она перебирала в памяти их с Игорем жизнь — и не находила ответа. А последние, самые последние его дни? Они же не виделись почти неделю, может тогда что-то случилось? Но она так мало знает об этих днях, и узнать уже не у кого… Ладно, все по порядку.
Свекровь позвонила ей в Вену. К этому симпозиуму Тамара не только основательно готовилась, жила им, дышала целых полгода. Доклад, который после длительных интриг и подсидок все-таки поручили сделать ей, должен был стать основой ее докторской диссертации. И на тебе!
— Приезжай немедленно! У Игоря что-то с сердцем, не исключено, инфаркт, его только что забрали в больницу, — плакала свекровь в телефонной трубке.
— Скорая наверняка ошиблась, у него никогда не болело сердце. Так же не бывает — ни с того ни с сего — и инфаркт, — утешала свекровь Тамара. — Как только смогу, сразу же прилечу.