Глава первая, в которой повествуется о некоторых странностях тетушки Доры
Те, кто знали тетушку Дору с детства, утверждают, что она и тогда была необычным ребенком. Мало сказать, что она была подвижной. Все дети, кроме ленивых, подвижны, но тетушка Дора, как любят выражаться взрослые, была крайне непоседливым ребенком. А больше всего она любила прыгать в высоту. Всякие там заборы и штакетники малолетняя тетушка преодолевала даже без разбега. Да и во время игр в нашем дворе никто не мог переиграть ее на прыгалках. Я говорю про двор, потому что ни в каких школьных соревнованиях она из-за своего своенравного, вредного характера не участвовала, иначе уж точно могла бы сразу стать рекордсменом по прыжкам. Я знаю, что я умею, заявляла она, и с меня достаточно.
А вот странности, связанные с этой самой прыгучестью, стали замечаться окружающими позже, когда выяснилось, что тетушка Дора не просто подпрыгивает вверх, а как бы взлетает и даже чуточку при этом зависает в воздухе. Ну, как прыгун на стадионе во время соревнований, которого при повторе показывают в замедленной съемке. Сама тетушка Дора, возможно, этого не замечала, а если замечала, то не придавала значения. А когда стала совсем взрослой, то в силу того же независимого и даже, как утверждали окружающие, весьма и весьма строптивого характера, замуж не стала выходить, а всегда, сколько я помню, жила в нашем доме, в мансарде, в каморке на втором этаже.
Понятно, что у взрослых, я имею в виду прежде всего моих родителей или ближайших соседей, не всегда хватало времени, чтобы наблюдать за тетушкой Дорой. Зато мы, то есть я, Мартин, и мой младший брат Димок, хоть не сразу, стали замечать, что тетушка Дора редко спускается из мансарды вниз по винтовой лесенке, а между тем вдруг сразу оказывается во дворике или в саду. А однажды нам удалось углядеть, как наша тетушка, нарезав в саду белых роз, вдруг оттолкнулась от травы и медленно, наподобие воздушного шарика, поднялась к себе наверх, на этаж. Она влетела головой вперед в распахнутое окно, не коснувшись подоконника, и исчезла за тюлевой занавеской.
Мы с Димком даже рты открыли, и брату в рот чуть не залетела оса. Но опять же, за завтраком, тетушка Дора вела себя так, будто ничего такого особенного с ней не произошло, и сделала нам обоим замечание по поводу немытых рук. Тетушка — необыкновенная чистюля, и любая соринка, любое пятнышко, оставленное нами, не говоря о грязной обуви, воспринимается ею крайне нервно. Почти болезненно. Но в отличие от тетушки мы не можем летать, и следы от ботинок после прогулок, особенно в дождливую погоду, в прихожей и правда остаются.
Сама тетушка Дора на завтраке каждый раз появляется так, будто собралась в гости, в несколько старомодном, но чрезвычайно чистом темном платье с отглаженным кружевным белым воротничком, в модных туфлях на высоком каблуке и с серебряной заколкой в волосах. Волосы у нее подобраны в пучок, лицо округлое, а губы всегда поджаты, будто она заранее знает, что мы в чем-то провинились. А мы в этот день если и были виноваты, то лишь в том, что не нарочно подглядели, как наша тетушка с букетом роз, держа их перед собой в двух руках, взлетела на свой этаж, прямо в окно.
Но мы с братом сразу договорились никому об этом не говорить. Да и все равно никто не поверит. Но во всем остальном тетушка Дора, как и положено, добрейшая из всех тетушек и по воскресеньям, когда мы с ней прогуливаемся, позволяет нам с братом покупать мороженое и пить сладкую воду. Родители, особенно мама, из-за страха перед всякими инфекциями все это, да и многое другое, например, шоколад или тыквенные поджаренные семечки, категорически нам запрещают. А тетушка Дора — никогда.
Но как мы с братом не таились, а все тетушкины причуды с полетами со временем стали замечаться и нашими родителями. Особенно после случая, когда тетушка Дора, неожиданно для самой себя, взлетая к себе наверх, зависла между первым и вторым этажами. Надо отдать должное, она ничуть не растерялась. Она протянула руки, подхватила со своего окошка тяжелый горшок с цветами и вместе с ним плавно опустилась на землю. И опять же, ничуть не смутившись, она не спеша, будто на прогулке, прошествовала мимо нас с родителями, застывшими в немом изумлении, по лесенке к себе в мансарду.
Родители отреагировали на это по-разному. Папа был спокоен, заметив за ужином, в то время когда тетушка отдыхала у себя наверху, что, если ей так уж нравится летать, пусть себе летает. Лишь бы, как добавил он шутя, не улетела совсем. А то унесет ветром, ищи-свищи ее тогда.
Мама же не была столь беспечна.
— Тебе шуточки, — сказала она. — Но ты видел, как она летает? Да еще с горшком?
— Ну, с горшком? Ну и что?
— А тебе не кажется это странным? Никто не летает, а она летает.
Папа лишь пожал плечами.
— А откуда нам знать, кто еще летает?
— Я, во всяком случае, ничего подобного не видела и не слышала, — и мама, помолчав, добавила: — Но это же может привлечь внимание соседей. — Тут она понизила голос, хотя слышать этот разговор никто бы не мог. — А все соседи одинаковы и любят что-нибудь замечать, что их не касается. Начнут рассказывать всякие небылицы, а то еще вызовут полицию, а это уже неприятно. Да и вообще, кто знает, не запрещено ли это законом!
