— Сколько раз тебе говорила: не лезь в дом в грязных башмаках! Ох, Джордж, Бога ради, ты что, бухой? Или крыша поехала? Ни черта не понимаешь!
Илэйн Маркхэм поглядела на постную физиономию мужа и с трудом удержалась, чтобы не влепить ему оплеуху. Она в ярости стиснула зубы, заставив себя успокоиться, и уставилась на заляпанный грязью пол.
Тяжело вздохнув, она вытащила из-под раковины тряпку, с шумом захлопнула дверцы буфета и подставила под кран пластмассовое ведро. Джордж Маркхэм, сидя на табуретке, стаскивал башмаки, в которых работал в саду, стараясь не наследить, и наблюдал за тем, как жена что-то брызгает в воду из флакона.
Наполнив ведро, Илэйн повернулась к мужу и рявкнула:
— Не мог подстелить газету? Даже такая простая мысль не приходит в твою дурацкую голову?
Кусая губу, Джордж несколько секунд в упор смотрел на жену, потом тихо, виновато сказал:
— Прости, дорогая!
Женщина зло прищурилась.
— Я сам уберу. — Он с горечью улыбнулся.
Илэйн задохнулась от ненависти, замотала головой:
— Не суйся, ведь все испортишь! О Господи, Джордж! И как только тебя терпят в конторе!
Она грохнула на пол ведро с водой, от которой шел пар, вытащила тряпку и, не переставая ворчать, стала протирать пол.
— Ну, правда же, ты кого хочешь достанешь! За что ни возьмешься, непременно напакостишь! Ты только вспомни, на прошлой неделе…
Слушая бесконечную трескотню Илэйн, Джордж не сводил глаз с ее мощного зада. Заплывшие жиром бока колыхались в такт движениям, и Джордж живо представил себе, как поднимается с табуретки и дает ей пинка в ее необъятный зад, да такого, что ведро с водой и она сама летят через всю кухню. Вот будет потеха! Джордж не сдержал улыбки.
— Чего зубы скалишь?
Поглощенный своими мыслями, Джордж обалдело посмотрел на жену. Она, полуобернувшись, тоже уставилась на него. При свете голой лампочки ярко-зеленые тени на веках и вызывающе красная помада на губах придавали лицу Илэйн зловещее выражение.
— Так… ничего… просто так, дорогая! — В голосе его звучало смятение.
— Вали-ка ты, Джордж, отсюда! Уйди с глаз моих!
Но он не в силах был оторвать от нее взгляд. Илэйн терла пол, пока он не стал совершенно сухим, снова и снова отжимала тряпку. Вот так же Джорджу хотелось сжать глотку жены, но вместо этого он пошел к двери.
— Куда тебя снова несет? — заорала Илэйн в сердцах.
Джордж покосился на нее.
— Надо кое-что доделать в сарае.
Илэйн закатила глаза.
— Какого дьявола тогда ты приперся в дом? Натаскал грязи! Устроил тут настоящий бардак! — заорала она, разведя руками.
— Да вот чайку хотел выпить, но, смотрю, ты занята…
Он быстро вышел из кухни и только за порогом сунул ноги в рабочие башмаки. Илэйн постояла, посмотрела на закрывшуюся за ним дверь. Ей было муторно и тоскливо. Как всегда после прочистки мозгов мужу. Ну и мудак! И как только она не чокнулась за все эти годы, пока жила с ним?! Она вздохнула и снова взялась за тряпку.
Джордж тем временем вошел в сарай, запер дверь на засов, прислонился к косяку, постоял. На лбу выступили капельки пота.
Он облизнул губы, прикрыл глаза, повздыхал. Когда-нибудь Илэйн получит свое, добьется! Взяла себе привычку орать каждый день. Сердце так колотилось, что, казалось, выскочит через ребра, и Джордж невольно прижал руку к груди.
Наконец он оторвался от двери и направился в дальний угол сарая. Снял со старого школьного стола кипу журналов по садоводству, приподнял крышку, вытащил пару истрепанных джемперов — специально для работы в саду.
На губах заиграла улыбка. Под джемперами лежали журналы. Настоящие журналы с фотографиями настоящих женщин. Не нудных, не ворчливых, всегда улыбающихся, что бы с ними ни делали. Джордж вынул журналы, взял верхний.
На обложке девица лет двадцати. Руки связаны за спиной. На шее — ошейник. Длинные золотистые волосы рассыпались по плечам, прикрыв часть груди. Грубая мужская рука, заросшая шерстью — признак силы, — оттягивает голову девицы назад. А она улыбается.
Некоторое время Джордж разглядывает обложку, на губах блуждает слабая улыбка, обнажая ряд ровных мелких зубов. Он снова проводит языком по губам, усаживается в свое старое кресло и не спеша, словно желая продлить удовольствие, открывает журнал. Теперь перед ним другая девица, ничуть не похожая на первую, восточной наружности, и он впивается в нее взглядом. Маленькие груди с выпуклыми сосками, густые черные волосы. Она опустилась на четвереньки, ошейник ремнем прикреплен к ногам, стоит ей дернуться, и она задушит сама себя. Позади нее — мужчина в черной кожаной маске, член его в полной боевой готовности. Девица выгнула спину и, видимо, смотрит прямо в объектив, улыбаясь от удовольствия.
Джордж удовлетворенно вздохнул и, то приближая журнал к себе, то отодвигая его, рассматривал фотографии с разных сторон.
Возбуждение нарастало. Он пошарил под обшивкой кресла, вытащил швейцарский армейский нож с зазубренным лезвием, длиной примерно в семь дюймов, повертел в руках, залюбовался его ослепительным блеском в потоке льющегося через окошко солнечного света. Перевел взгляд на лежавший на коленях журнал. Девица на фотографии смотрит ему прямо в глаза. Она то ли агонизирует, то ли в экстазе.
