Алле Сергеевне я доверяю. Она женщина умная, отнюдь не склонная к истерикам и эпатажу, и если уж говорит «есть проблема», значит – действительно есть.
Только вот по времени мы никак не совпадаем. Она же училка, самый жаворонок из жаворонков, чего с нее взять? Привыкла еще практиканткой вставать ни свет, ни заря, чтобы поспеть к первому уроку. И даже поднявшись до ректора не самого последнего в городе вуза, Алла Сергеевна никак не хочет менять привычное расписание. В девять утра уже на месте, распекает кого-то, бывает, что и наоборот – успокаивает, или же ругается по телефону с шишками из муниципалитета…
…Несколько секунд я очумело крутил головой, соображая, где и что так пронзительно звенит.
А-а, телефон.
С проклятиями нащупав в изголовье аппарат, я приветливо прохрипел в трубку:
– К-кто?
Понимаю, что невежливо, но прошло, дай Бог, часа три, как я лег, и на сантименты не тянуло совершенно.
– Я тебя разбудила? Извини, Рома, это я, Алла Сергеевна. Есть проблема. Нужна твоя помощь.
Тон у нее был такой, что сон слетел с меня в мгновение ока. Вместе мы работаем давно, и я не стал тратить время на расспросы:
– Когда?
– Часов около трех. Сможешь? У меня в директорской?
– Конечно.
– Вот и ладненько. Вызову проблему к себе, заодно и познакомишься лично.
В половине третьего я припарковался у института. Надо еще послушать, что Алла Сергеевна скажет.
Охрану явно предупредили – молчаливые мальчики в черной форме пропустили меня без слов.
Минут пять я простоял в холле, вбирая в себя полузабытую студенческую атмосферу. Правильный настрой – полдела для первого контакта.
Алла Сергеевна встретила меня в дверях.
– Ромка! Спасибо, что приехал! Ох, ты какой официальный, и не скажешь, что пару часов, как проснулся.
– Работа такая, приходится соответствовать. Кто б мне доверял, приди я расхристанным неряхой? Да и проблема Ваша, как я понял, женского пола?
– Да, а как ты догадался?
– Парня Вы бы показали издалека, нет смысла в кабинет приглашать. Тут бы он, скорее всего, замкнулся, колючим стал, враждебным. По себе помню: в кабинете директора всегда молчал, как партизан на допросе. Работать с таким – сплошное мучение. Ничего не вытянешь.
– А ты, значит, понял, что к девочке едешь, и принарядился?
– Куда уж мне! В кавалеры я ей по годам не подхожу – если возьмусь разыгрывать подобную роль, только все дело испорчу. Запишет меня в категорию приставучих самцов-перестарков и относиться будет с презрением. Никакого контакта не жди. Было б ей лет тридцать, тогда – да: не прояви я к ней мужского внимания, она моментально пришла бы к выводу, что либо она плохо выглядит, либо я импотент, и дальше только об этом бы и думала. А к Вашей проблеме другой подход нужен…
Она оглядела меня с головы до ног, прищурилась оценивающе:
– Ну да, ну да, благородная седина в волосах, умные, чуть усталые глаза, на лице – печать доброты и понимания…
– Ага. Джордж Клуни на пенсии – мечта закомплексованной девицы восемнадцати лет.
Улыбался я один. Алла Сергеевна осталась серьезной.
– Что-то с ней очень не так, Ромка. Не могу понять. На контакт не идет, ни с кем не идет, понимаешь! В компании я ее ни разу не видела, отсидит пары – и домой. И парни ее почему-то сторонятся, а у нас тут такие ловеласы – о-го-го! Почему, не понятно: девчонка она красивая, видная, когда мимо проходит, «казановы» наши доморощенные так и скрипят глазными яблоками ей вслед. Решила у парней выспросить, что да как… – она сделала паузу, в ответ на мой вопросительный взгляд махнула рукой, -…ничего. Пыталась выяснить намеками – делают вид, что не понимают, а когда в лоб спросила – отмалчиваются, глаза в пол прячут.
– Может, она из какой-нибудь секты? Были такие случаи…
– Нет, Ромка, здесь не то. По одежде не подходит, в общем, сам увидишь.
– Так в чем же дело?
– Никак в толк не возьму.
В дверь постучали.
Алла Сергеевна сделала мне знак рукой: «сядь», спросила шепотом:
– Тебя как представить?
Сработались мы с ней за эти годы четко, – я понял ее с полуслова. Ответил коротко:
– Психолог. Имя настоящее.
Она кивнула.
– Войдите.
Тогда я впервые и увидел Сашу.
*****
В новой школе ребята за глаза звали Сашу «монашкой». В лицо – никогда, впрочем, с ней вообще старались не общаться. Да и какой смысл, если новенькая всегда отмалчивается? Такую даже дразнить неинтересно. Пробовали поначалу, когда Саша только пришла в класс, но быстро надоело. «Монашка» не обижалась, не плакала, не лезла в драку, нет, она никак не реагировала, просто проходила мимо – и все.
Она никогда не участвовала ни в каких школьных проектах и концертах, никогда не ходила сама и не приглашала к себе на день рождения – в классе даже не знали, когда он у нее… Сашу звали выступать в самодеятельном театре – отказалась: просто «нет», не объясняя причин. Все, кто пытался сойтись с ней ближе, натыкались на стену молчания и – очень редко – холодной вежливости.
Не сразу, через полгода примерно, кто-то обратил внимание, что Саша носит только брюки. В любое время года, в любую погоду – свободные брюки с широкими штанинами, совершенно не подходящие к ее ладной фигурке. Никто никогда не видел ее в юбке. Зимой это не бросалось в глаза – многие так ходят, холодно же! А вот с первым весенним теплом, когда девчонки наперебой начинают щеголять все более коротким подолом, кто-то из парней мечтательно сказал: «Эх, вот бы у нашей монашки ножки посмотреть!» Сначала все это было похоже на шутку, даже некоторый азарт появился: кто первый? Ребята спорили, заключали пари, хвастались, обещали… Пари так никто и не выиграл – до конца мая, несмотря на удивительно раннюю в том году жару, Саша изо дня в день появлялась в брюках.