Записка.
Вы почти сосватались, Лионель, и потому, мне кажется, будет благоразумно, если мы возвратим друг другу наши старинные письма и портреты.
Теперь сделать это легко. Случай сблизил нас. После десяти лет, проведенных нами в разных сторонах, мы опять живем только в нескольких милях друг от друга. Мне сказывали, что вы бываете иногда в Сен-Совёре.
Я проживу здесь не более восьми дней и надеюсь, что в течение этой недели вы найдете свободную минуту приехать сюда с пакетом, которого у вас требую. Я живу в доме Эстабанета, подле самого водопада. Вы можете прислать ко мне человека, которого изберете для такого поручения, и он доставит вам пакет, уже приготовленный мною.
Ответ на записку.
Пакет, который вы приказываете переслать к вам, готов.
Не могу не быть благодарным за вашу ко мне доверенность. Вы не сомневались, что пакет этот всегда со мной и что я могу возвратить его вам, когда бы вы ни вздумали его потребовать.
Но неужели должен я сам привезти этот пакет в Сен-Совёр, для того только, чтобы поручить там доставление его другому? Если вам не угодно позволить мне насладиться счастьем свидание с вами, то для чего же ехать мне самому и подвергать себя тяжкой грусти — быть так близко подле вас и не видать вас? Не лучше ли будет поручить пакет верному человеку, который доставил бы его к вам прямо из Баньера в Сен-Совёр?..
Ожидаю приказаний ваших, и каковы бы они ни были — покорюсь им безусловно.
Еще записка.
Я знала, что мои письма с вами, но знала это только потому, что мой двоюродный брат Генрих, видевший вас в Баньере, сказывал мне, будто слышал это от вас. Радуюсь, что Генрих, который, как все повесы, часто лжет, на этот раз не обманул меня.
Прошу вас самого привезти пакет в Сен-Совёр. Таких посылок нельзя поручать человеку постороннему, и тем более здесь, в горах, наполненных контрабандистами; они грабят все, что попадется им под руку. Уверена, что вы мужественно защитите вверенный вам залог, и потому могу быть спокойной.
Я не предлагала вам свидания: для чего было делать еще более неприятной и без того тяжелую обязанность, какую возлагаю на вас? Но мне кажется, что вы желаете свидания со мной, и я охотно соглашаюсь доставить вам это, хоть и весьма слабое, вознаграждение.
Боясь однако же лишить вас драгоценного времени в напрасной поездке, назначаю вам день, когда вы можете застать меня дома: будьте в Сен-Совёре 15 числа, в 9 часов вечера. Приходите прямо ко мне и велите моей арапке сказать о вашем прибытии; я немедленно явлюсь. Мой пакет будет готов.
Прощайте.
Эта вторая записка была весьма неприятна Лионелю: она застала его среди приготовлений к поездке в Люшон. Прекрасная мисс Эллис, почти невеста его, назначала его своим провожатым. Прогулка обещала ему много наслаждений. На водах общественные забавы почти всегда удаются, именно потому, что они составляются скоро, и нет времени их приготовить. Жизнь пролетает там в удовольствиях и нечаянностях, а беспрестанное появление новых лиц придает какое-то разнообразие всем праздникам и собраниям.
Лионель весело жил на пиренейских водах, так весело, как только порядочному англичанину позволено быть веселым. Кроме того, он был страстно влюблен в роскошный стан и богатое приданое мисс Эллис, и теперь, когда мисс Эллис как нарочно выписала из Тарба прекрасного, смирного наваррского коня и хотела пощеголять им перед всеми, отсутствие его на прогулке могло быть пагубно его выгодному сватовству. Положение Лионеля сделалось затруднительно. Он не знал, что ему делать, и решился обратиться к другу своему Генриху.
Стараясь заставить беспечного повесу выслушать его со вниманием хоть несколько минут, Лионель начал тем, что стал с ним ссориться.
— Ветреник, болтун, — закричал он, — надобно было тебе рассказывать твоей кузине, что письма ее теперь у меня! Ты точно какой-нибудь глупый ручей, который разливается при малейшей прибыли воды. Ты бочка Данаид, в которой ничто не может удержаться…
— Прекрасно, Лионель, прекрасно! — вскричал молодой повеса. — Я люблю видеть тебя сердитым. Гнев придает тебе что-то поэтическое… В эти минуты ты настоящий поток красноречия, метафор, аллегорий…
— Мне вовсе не до смеха. Знаешь ли ты, что мы не едем в Люшон?
— Не едем? Кто это сказал?
— Я говорю тебе это. Мы, то есть я и ты, не поедем.
— Говори про себя, как тебе угодно, а что касается меня — я слуга покорный и еду.
— Я не еду, и ты не поедешь. Генрих, ты сделал страшную ошибку и должен ее поправить. По твоей милости я теперь в хлопотах, и совесть велит тебе помочь мне. Ты обедаешь со мной в Сен-Совёре.
— Ни за что в свете! — вскричал Генрих. — Со вчерашнего вечера я влюблен по уши в маленькую провансалку, над которой еще вчера поутру так жестоко смеялся. Она поедет на моем коне и заставит треснуть с досады твою длинную мисс Маргариту Эллис.
— Послушай, Генрих, — сказал Лионель торжественным голосом, — друг ли ты мне?
— Разумеется, что друг, да к чему разнеживать меня нашей дружбой? Очень хорошо вижу, что это предисловие.
— Выслушай меня, Генрих. Ты мне друг, ты радуешься всему, что может мне быть полезно, и я уверен, ты не простишь себе, если причинишь мне какой-нибудь вред, а еще более, если будешь виновником моего несчастья!