Меня зовут Маргарет Лири. Мне десять лет, учусь в пятом классе. Ни братьев, ни сестер у меня нет. Зато родители хорошие, только со мной совсем не занимаются. Мы и представить не могли, что нам придется разбираться с убийством одной женщины. Ну, близко к тому.
Когда живешь на такой улице, как наша, даже в голову не приходит, что может произойти какой-нибудь страшный случай: что стрельба начнется, или человека ножом пырнут, или закопают живьем чуть ли не у тебя во дворе! А когда что-нибудь такое приключается, просто отказываешься верить. Как ни в чем не бывало делаешь себе бутерброд или печешь пироги.
Сейчас расскажу, как все случилось. Дело было в июле, в самую жару, вот мама и говорит:
— Маргарет, сбегай-ка за мороженым. Сегодня суббота, папа будет обедать дома, надо его побаловать.
Побежала я через пустырь — это прямо за нашим домом. Пустырь огромный. Мальчишки там всегда в бейсбол играли, хотя под ногами полно битого стекла и всякого мусора. Иду я, значит, домой с мороженым, никого не трогаю — тут-то все и началось.
Слышу — женский голос кричит. Я постояла, прислушалась.
Голос шел из-под земли.
Действительно, кричала какая-то женщина, которую засыпали слоем стекла, камней и мусора, — жутко так кричала, с надрывом, просила, чтобы ее откопали.
Перепугалась я до смерти. А она все кричит, глухо так.
Тут я как припустила! Упала, вскочила — и дальше бегу.
Кое-как добралась до дому; там мама — хлопочет себе на кухне и не знает самого главного: что у нас, чуть ли не за домом, какую-то тетеньку живьем закопали и она теперь зовет на помощь.
— Мам! — кричу.
— Не стой, мороженое растает, — говорит мама.
— Да ты послушай, мама! — говорю.
— Неси в холодильник, — велела мама.
— Слушай, мам, у нас на пустыре женщина кричит.
— И руки вымой, — сказала мама.
— Она так кричит, так кричит…
— Не забыть бы соль и перец. — Мама уже куда-то отошла.
— Ты меня не слушаешь! — выкрикнула я. — Нужно ее спасти. Она придавлена тоннами мусора, и, если мы ее не откопаем, она задохнется и умрет.
— Ничего, пусть подождет, пока мы пообедаем, — ответила мама.
— Мам, ты что, не веришь мне?
— Верю, доченька, верю. А теперь вымой руки и отнеси папе вот это блюдо с мясом.
— Не представляю, кто она такая и как туда попала, — говорю я. — Но мы должны ее спасти пока не поздно.
— Боже мой! — ужаснулась мама. — Что с мороженым? Что ты с ним сделала — оставила на солнцепеке, чтобы оно растаяло?
— Говорю же тебе, на пустыре…
— Ну-ка, брысь отсюда!
Я побежала в столовую.
— Привет, пап, там на пустыре какая-то женщина кричит…
— Все женщины кричать здоровы, — отозвался папа.
— Я правду говорю.
— Да, вид у тебя серьезный, — заметил папа.
— Надо взять кирку и лопату и раскопать ее, как египетскую мумию, — говорю я ему.
— Археолог из меня сегодня никакой, Маргарет, — ответил папа. — Давай вернемся к этому в октябре, по холодку, только ты мне напомни.
— Надо сейчас!
Я и сама перешла на крик. Думала, у меня разрыв сердца будет. Я и распереживалась, и страху натерпелась, а папа знай подкладывает себе мяса, отрезает кусочки да в рот отправляет, а на меня ноль внимания.
— Пап, — зову его.
— Ммм? — отвечает он, а сам все жует.
— Пап, доедай — и сразу выходим, мне одной не справиться. — От меня так просто не отделаешься. — Папа, пап, я тебе за это все деньги отдам из копилки!
— Так-так, — говорит папа, — у нас, как я понимаю, намечается крупная сделка? Не зря же ты мне предлагаешь все свое честно нажитое состояние. На какую ставку я могу рассчитывать?
— У меня целых пять долларов — весь год копила, вот на них и рассчитывай.
Папа взял меня за локоть.
— Я тронут. Глубоко тронут. Ты хочешь, чтобы я с тобой поиграл, и даже готова оплатить мое время. Честно скажу, Маргарет, пристыдила ты старика отца. Мало я с тобой занимаюсь. А знаешь что, после обеда сразу и отправимся — послушаю, так и быть, твою крикунью и денег за это не возьму.
— Честно? Ты правда пойдешь?
— Так точно, мэм, сказано — сделано, — подтвердил папа. — Но и с тебя возьму обещание.
— Какое?
— Если хочешь, чтобы мы пошли вместе, ты должна как следует покушать.
— Обещаю. — Пришлось согласиться.
— Договорились.
Тут вошла мама, села за стол, и мы с ней тоже принялись за еду.
— Не торопись! — одернула мама.
Я чуть помедлила, а потом снова начала давиться.
— Ты слышала, что сказала мама? — спросил папа.
— Там женщина кричит, — не выдержала я. — Давай скорее!
— Лично я, — начал папа, — намереваюсь пообедать в тишине и покое, чтобы как следует распробовать бифштекс, картофель, непременно салат и мороженое, а под конец, с твоего позволения, бокал кофе глясе. Это займет никак не менее часа. И заруби себе на носу, юная леди: если за обедом будет сказано еще хоть слово про эту крикунью, я вообще не сдвинусь с места ради удовольствия послушать ее концерт.
— Да, сэр.
— Ты все поняла?
— Да, сэр…
Обед растянулся на века. Все двигались еле-еле, как в замедленном кино. Мама медленно вставала и медленно садилась; вилки, ложки и ножи плавали медленно. Даже мухи летали медленно. Папа еле жевал. Все застопорилось. Мне так и хотелось заорать: «Скорее! Ну пожалуйста, поторопись, вставай, быстро собирайся, бежим, бежим!»