Жара стояла под 40 градусов, и солнце при этом не пробивалось сквозь завесу серой пыли. Хамсин. Все окна задраены, кондиционеры надрываются. На улице редкие прохожие в майках и шортах, девочки с голыми пузиками.
А тот, кто вырос в дверях, был упакован в черный шерстяной костюм, в рубашке с твердым воротничком и манжетами, при галстуке и застегнут на все пуговицы.
— Не узнаете? Я Коля.
И, правда, Коля — каскадер из киногруппы, с которой мы снимали в горах… В жизни бы не узнал его в этом, несгибаемом костюме.
— Коля, ты что, с Луны свалился? В такую жару и в таком виде!
— С Луны — не с Луны, но оттуда сверху. Я же разбился. Вам не говорили? Упал неудачно с лошади и разбился.
— Слава Богу, не до смерти.
— Какой там не до смерти? Похоронили, как миленького.
Что он несет?..
— Я же сказал, я к вам оттуда, — повторил он, — с того света. Не верите?
Мой взгляд упал на его обувь. Ноги в матерчатых белых тапочках. В костюме, при галстуке и в белых тапочках! Какие еще нужны доказательства?
— Когда направляли сюда к вам, вернули со склада весь прикид, в котором хоронили, — объяснил мне покойный Коля, — для конспирации: чтоб не отличался от живых.
— Твое счастье, что хоронили тебя там в Москве, а не у нас в Израиле, а то шел бы, завернутый в саван… Всех прохожих распугал.
— Значит вы мне верите?
— А что мне остается?
— Я по вашу душу пришел.
— Уже?
— Нет, вы меня неправильно поняли.
— Ладно. Не надо мне утешений. Я знал, что этим кончится. Все там будем.
— Кроме вас. Вам сделали исключение, скажите мне спасибо.
Я ничего не понял, кроме того, что мы стоим в дверях.
— Прости, Коля! Я как-то не сразу врубился: не каждый день у меня гости, с того света. Садись, Коля, к столу. Да сбрось ты свой маскарад. Вот тебе шорты, футболочка. У меня в холодильнике «Абсолют» завалялся как раз к такому случаю. Маслины тебе какие открыть: зеленые без косточек или черные?
Как будем пить — не чокаясь?
— Через раз. Когда за ваше здоровье, чокнемся, а когда за мое… Хотя какое у меня здоровье может быть?.. Давайте сразу к делу. Там у нас в Небесной канцелярии приняли одно решение на высшем уровне: устроить Потоп, Второй Всемирный. Открыть вентиля, пустить воду и смыть человечество к едрене фене с лица Земли, — после чего меня направили лично к вам.
— А я причем? Я им кто, водопроводчик?
— Вы бы сначала спросили, зачем им, вообще, понадобился этот потоп?
— Ну и зачем?
— Прогресс тут у вас пошел в обратную сторону. Человечество возвращается к допотопному состоянию. Только-только на Западе люди пришли к выводу, что жизнь лучше смерти, как с Востока пошли в наступление любители смерти. У западных больше самолетов и ракет, но они гуманисты: бомбят и плачут. А восточные говорят: «мы любим смерть больше, чем вы жизнь». Потому им победа обеспечена. Так что зря тянуть, кровь проливать, делать друг другу больно? Вот и решили прибегнуть к этой, как ее? Эвтаназии.
— Утопить нас всех, как котят, чтоб не мучились?
— Именно так. Вы все правильно поняли.
— Не все.
— А что еще?
— Все-таки причем здесь я? Почему именно ко мне тебя прислали?
— Я случайно оказался в кабинете во время летучки, когда ангелы слетаются… У меня должность такая: собирать со стола во время заседания пустую посуду. Собираю, а у них в это время выплывает наружу этот…, который всегда выплывает, еврейский вопрос. Главный вдруг вспомнил, что у него договор с евреями. Он в свое время поклялся вашему Аврааму, что евреи — его избранный народ. Ну и толкнул спич в защиту евреев. Он сказал, что за две тыщи лет после разрушения храма в Иерусалиме христиане и мусульмане только то и делали, что воевали, а евреи сидели тихо. Мусульмане истребляли неверных, христиане огнем и мечом обращали в свою веру, а евреи сидели тихо в ожидании погрома и никому не предлагали идти в евреи. Христиане провозглашали любовь к ближнему своему, евреи — «око за око и зуб за зуб», но христиане сжигали евреев на кострах инквизиции, а евреи… ну, в крайнем случае, окулисты и зубные врачи. Вот вам и око за око и зуб за зуб. Максимум и то и другое за деньги. Чтобы разозлить евреев и заставить взяться за оружие, понадобилось уморить в газовых камерах и расстрелять во рвах шесть миллионов еврейских детей, стариков и женщин.
— Значит, нас топить не будут?
— Будут, не беспокойтесь. Но есть один нюанс. Евреям разрешено построить ковчег, как при первом потопе, поместить туда несколько пар…
— Чистых и нечистых?
— Только чистых! С хорошей генетикой и способных к размножению. С тем, чтоб, когда вода спадет, вышли из ковчега и наплодили нам новых евреев. Тут и возникла ваша кандидатура.
— А других на земле нет праведников?
— Праведников вы сами найдете для ковчега. Но кто-то же должен этот ковчег построить.
— Да я гвоздя не могу забить, чтоб не попасть по пальцам! С чего это вдруг на меня пал выбор?
— Вы слушайте, не перебивайте. Второй потоп — не то, что первый. Всех так просто не утопишь, уже понастроили кораблей, всяких яхт и лодок, люди набьются, как сельди в бочки, и всплывут, как пробки. Поэтому особым совещанием принято техническое решение не просто налить воды, а устроить бурю. Чтобы вода неслась со скоростью, и суда разбивались вдребезги о вершины гор и небоскребов, которые специально оставят торчать.
