Урсула Ле Гуин (родились в 1929 году) — один из самых выдающихся писателей-фантастов в мире. Она работает в жанре научной фантастики и фэнтези уже более 40 лет, пишет как для взрослых, так и для детей. Ее самое знаменитое произведение, несомненно, «Волшебник Земноморья» (1968), принесший Ле Гуин первую из почти 20 наград. Писательница настолько привязалась к миру Земноморья, что, закончив трилогию, в которую вошли «Гробницы Атуана» (1970) и «На последнем берегу» (1972), она вновь вернулась к этой теме много лет спустя, создав «Техану» (1994) и «Иной ветер» (2001), а затем — сборник рассказов «Сказания о Земноморье» (2001).
Если вы читали «Волшебника Земноморья», то, возможно, помните, что в самом начале, когда юный Гед спасает родное село и побеждает воинов-каргов, его берет в ученики маг Огион Молчаливый,[1] известный соплеменникам тем, что когда-то «спас город от страшного землетрясения, успокоил гору, как успокаивают испуганного зверя». Читателям пришлось ждать 30 лет, чтобы наконец услышать историю об Огионе и землетрясении. И вот она перед вами.
Снова зарядил дождь, и волшебнику из Ре-Альби страсть как захотелось немножко заклясть погоду — самую малость, чтобы отослать этот дождь вон за ту гору. Кости у волшебника ныли, просили солнышка, просили тепла — вышло бы солнце, так согрело бы его плоть до самых костей. Конечно, можно было бы сказать обезболивающее заклятие, да только проку от таких чар мало — действуют лишь ненадолго. Когда кости ноют на старости лет, единственное лекарство — это солнце. Волшебник неподвижно стоял на пороге своего дома: за спиной у него была темнота, а перед ним — прошитый дождевыми струями серый день. Он запрещал себе произносить заклятие и сердился на себя за то, что сдерживается, и за то, что приходится сдерживаться.
Волшебник никогда не ругался — те, кто наделен магической силой, никогда не ругаются, зная, как это опасно, — но, когда он откашлялся, получился глухой медвежий рык. Через мгновение далеко на невидимой вершине горы Гонт прокатился раскат грома, эхом отдался с севера на юг и умолк где-то в лесах, скрытых туманом.
Гром — это добрый, знак, подумал Далсе. Значит, дождь скоро кончится. Накинув капюшон, волшебник вышел под дождь — покормить кур.
Осмотрел курятник, нашел три яйца. Рыжуха как раз сидела на яйцах, у нее вот-вот должны были вылупиться цыплята. Курице досаждали клещи, так что вид у нее был потрепанный и облинялый. Волшебник наложил на нее простенькое заклятие от клещей и напомнил себе, что надо будет вычистить Рыжухин уголок, как только цыплята вылупятся. Потом прошел на птичий двор, где Пеструшка, Чернушка, Королек и Долгоносик жались под навесом, приглушенно обмениваясь недовольными замечаниями о погоде — ругали дождь.
«К полудню прояснится», — сказал волшебник курам.
Покормив их, он прошлепал обратно в дом, неся в руке три еще теплых яйца. Бывало, в детстве ему нравилось разгуливать босиком по грязи. Он до сих пор помнил приятный земляной холодок жижи между пальцами. Босиком-то волшебник и сейчас ходить любил, а вот грязь — нет, разлюбил: липнет к подошвам, гни потом спину, чтобы отчистить ноги, прежде чем войти в дом. Раньше, когда пол в доме у волшебника был земляной, грязь ему не мешала, но теперь он обзавелся настоящим деревянным полом, ни дать ни взять как у важных господ — лорда, купца или Верховного мага. Деревянный пол — чтобы не пропускал холод и сырость, чтобы не ныли кости. Самому Далсе такая роскошь и в голову бы не пришла, это все Молчун — пришел, понимаешь, сюда, в горы, прошлой весной из Гонтского порта, нарочно, чтобы настелить деревянный пол в старой хижине. Из-за этого они с Далсе и поспорили — в который раз. Дернуло же его спорить с Молчуном! Уж после стольких-то лет мог бы усвоить, что толку от таких препирательств никакого.
— Я прекрасно ходил по земляному полу семьдесят пять лет! — сказал тогда Далсе. — Авось и дальше от этого не помру.
Разумеется, Молчун на это ничего не ответил, тем самым заставив Далсе понять, что же такое он сморозил, и как следует осознать собственную глупость.
— Земляной пол и в чистоте содержать легче, — добавил Далсе, зная, впрочем, что все равно проспорил. В самом деле, с земляным утоптанным полом хлопот не было: подмети да сбрызни водой, чтобы пыль улеглась, вот и все. И тем не менее слова Далсе прозвучали глупо.
— И кто ж мне настелет этот пол? — для порядка проворчал он.
Молчун кивнул, что означало «я сам».
Вообще-то парень был ремесленником что надо, мастером на все руки: и плотник, и каменщик, и кровельщик, и столяр. Все эти свои дарования он проявил, еще когда жил тут у Далсе в учениках, а позже, хотя и переселился в богатый Гонтский порт, сноровки не утратил. Молчун привез в Ре-Альби с Ситховой мельницы телегу досок, запряженную быками Гаммера. За один день настелил пол, за другой отполировал его — как раз успел, пока старый волшебник собирал целебные травы на Топком озере. Когда Далсе пришел домой, ровная поверхность нового пола блестела, как темная озерная гладь.
— Теперь, понимаешь, придется каждый раз ноги мыть, прежде чем на порог сунуться, — пробурчал старик и осторожно ступил на новый пол. На ощупь половицы были такие гладкие, что ласкали подошвы, как ковер.
