Острие самописца вывело на ленте пик — и голова Андрея откинулась вправо. Пик — спад — пик — спад: голова металась вправо-влево. Мутные капли пота дрожали на его лбу, глаза были закрыты сине-желтыми веками. Все мне казалось сейчас нереальным: и эта голова, и светящиеся индикаторы модулятора, и змеи магнитных лент, и сам я у постели умирающего Андрея.
— Шестая программа, — я отдал команду компьютеру, управляющему модулятором. Послышался щелчок, шевельнулся наборный диск…
— Мать, а мать, — внятно позвал Андрей, — спой мне песню. Ты знаешь какую!
Манипулируя кольцом, я пытался нащупать поправку в модуляции. А он продолжал:
— Спой, мать…
Я снова потянул к себе микрофон:
— Тринадцатая!
Щелчок — и гудение модулятора изменилось, в нем появились высокие тона. Глаза Андрея открылись. Сначала они были тусклыми, потом в них появился блеск, и они остановились на мне.
— Устал? — спросил он.
Если б на его месте был кто-нибудь другой, я бы удивился.
— А результаты близки к нулевым?
Пожалуй, надо что-то сказать. Но где найти нужные слова…
— Введи в медицине обозначение — бесперспективный больной. На карточке гриф — ББ. Чтобы врачи знали, кого бояться…
Сейчас он начнет доказывать эту мысль. Четырнадцать лет он был моим командиром. Однажды мы три часа провели в ледяной воде, и все это время он развивал гипотезу, что именно здесь начинается теплое течение, пока нас не обнаружили с вертолета.
— Не болтай, вредно, — сказал я как можно тверже.
— Не злись. Сколько программ ты перепробовал?
— Семнадцать.
Семнадцать характеристик электромагнитного поля, в котором, будто в ловушке, я пытался удержать его угасающую жизнь. Это было последнее, что я мог применить: химия и механика оказались бессильными.
— А не хватит ли? Может, перестанешь меня мучить и переведешь в отделение Астахова?
Его глаза с любопытством смотрят на меня, изучают… Неужели он разуверился во мне и в моем модуляторе? Конечно, модулятор не всемогущ… Но ведь отделение Астахова — это спокойная, тихая смерть, и он это знает…
Мы всегда называли его командиром. Как только кто-то произносил это слово, все знали: речь идет не о командующем базой, не о командире вездехода, а именно об Андрее.
— Так не хочешь? — поинтересовался он.
— Ты же знаешь, что модулятор может излечить любого, — проговорил я. Нужно только найти характеристику модуляции организма.
— Одну-единственную? — заговорщицки подмигнул он. — А среди скольких?
Я понял, что попал в ловушку. В медкарте Андрея была его электрограмма. Я мог вычислить по ней серию и тип модуляции: мощность поля и примерную частоту импульсов. Но я не знал главного — номер модуляции, а он определял, как расположить импульсы во времени. То есть я не знал ритма. И компьютер, мозг модулятора, пока не сумел определить искомой комбинации…
— Раньше или позже мы ее найдем, — пробормотал я.
— А сколько у нас времени?
Я взглянул на часы: Андрей отдыхал десять минут, можно сменить программу.
Он заметил, как дрогнула чашечка микрофона, и спросил:
— А что я болтаю в бреду?
Я взглянул в его глаза. Нет, в них не было страха. В них не было ничего, кроме любопытства.
— Ты звал мать. Просил, чтобы она спела песню.
— Вот как… Песню… А знаешь, какую?
Он пробовал запеть, но в горле заклокотало, и мелодии не получилось.
— Не напрягайся, — попросил я, положив ему руки на плечи.
Его мышцы послушно расслабились. Да, пожалуй, ему не протянуть и суток. Неожиданно в его взгляде сочувствие сменилось жалостью. Несомненно, он видел мою растерянность и бессилие.
— Погоди, дай сообразить, вспомнить… Значит, тебе нужен номер модуляции и характеристика ритма…
Беспомощный человек стал вдруг опять похож на командира, водившего нас на штурм бездны Аль-Тобо.
— Ты когда передал сообщение моей матери?
— Позавчера.
— Выходит, она будет с минуты на минуту. Ну так ты впустишь ее сюда. И она споет мне.
Я не находил слов. Что можно было ответить на его безумную просьбу?
— И вот еще что. Пусть модулятор себе работает на здоровье. Она не помешает ни ему, ни тебе.
Он говорил тем же тоном, каким отдавал нам когда-то команды. Он никогда не повышал голоса и не жаловал повелительное наклонение. Конечно, он на многое имел право, потому что рисковал чаще других, оставляя для себя самое трудное. Пусть Павел был смелее его, Илья — остроумней, Саша эрудированней. Но все беспрекословно слушались только его. Если б нам пришлось хоть тысячу раз выбирать командира, мы б остановились только на нем.
Я включил четвертую программу — подготовительную. Вышел в коридор. Остановил медсестру и, проклиная себя за слабость, сказал:
— Разыщите в приемной Веру Степановну Городецкую и приведите ко мне.
Продолжая честить себя, я вернулся в палату. Почему я выполнил более чем странную просьбу Андрея? Жалость?
Нет, сработала привычка выполнять все распоряжения командира.
Дверь приоткрылась, заглянула сестра:
— Городецкая здесь.
— Пусть войдет, — сказал я.
Обычная пожилая женщина. Круглые, испуганные глаза. Даже не верилось, что она мать нашего командира.
— С ним очень плохо?
Голос ее дрожит.
— Вы не ответили мне, доктор.
Я выразительно посмотрел на нее и заметил, как в отчаянии изогнулись ее губы.
