Туфания, дочь Джулии, появилась на свет ведьминой ночью. Все знали про это. И к шепотку, что Джулия дочь нагуляла – это не диво, известно же, что где баба, там и грех, – добавился другой. Слушок о том, как жалобно кричали овцы, а одна окотилась до срока и ягнят принесла двоих сразу, черных, хоть сама была шерстью бела. И вовсе черных баранов в округе не водилось. А значит, ходил по пустошам Враг Человеческий, рыскал грешных душ, ну, и телом скотины не побрезговал.
А второй приметой был ветер. Поднялся он аккурат на новорожденную луну, и такой крепкий, что старые деревья гнулись, стонали, цепляясь кореньями за скалы. Такой ветер только в ведьмином котле родится. И от него петухи яйца несут, из которых потом василиски вылупляются.
Такое яйцо старик Джеромо и вынес наутро людям показать. Старик яйцо о землю хряснул, а внутри не белок с желтком, как положено, но волосья золотые, тоненькие, будто солнца лучики. Аккурат такие, как у Джулии и ее дочери новорожденной.
Ведьма, ведьма на свет появилась!
Конечно, Джулия отрицает, что с нечистым знается, невинную из себя строит. Да только людям со стороны вернее видать! Шептались бабы, переглядывались. Давненько им рыбакова дочь костью поперек горла стояла. Все неясно было, откудова у нее этакая красота? Мать-то обыкновенная. И отец тоже: хромоногий, кривой, попорченный морем и жгучим ветром. Главное, что темные оба. А Джулия – светлая. Отцу-то не раз намекали, дескать, подгуляла его женушка, а он, вместо того чтобы поучить ее, как другие делают, лишь скалился да приговаривал: откуда бы золото ни прибыло, все мое.
Хотя, если хорошенько вспомнить, то и мать Джулии подозрительная из себя особа. А бабка и вовсе травницей числилась, ходила по селам, лечила людей, помогала женщинам от тягости разрешиться. Или от ненужной избавиться, если, конечно, срок не вышел… а коль вышел, все помнили, что с бабкой договориться просто, и родится ненужный младенчик мертвым. Или проживет какой-то срок, но – недолго.
А внучке помогать старуха отказалась наотрез. Грех это.
Как будто ведьму рожать – не грешно?
Нет, конечно, слухи слухами, но священнику доложили так, как оно было, – правду чистую. Да только что со старика взять? Полуслепой, глуховатый, он только и говорил, что о смирении и любви к ближнему, дескать, дьявол тем и силен, что на души христианские, смиренные, гнев насылает. Не в ребенке зло, а в той вражде, которая между людьми приключается.
Верно, люди бы и послушали его, да только с той ночи начало недоброе приключаться. Взял да пересох колодец старика Куджо, который две сотни лет семью поил. А среди овец и вовсе мор приключился. Вороны на околицу прилетать стали. Сядут и глядят, не каркают – значится, не птицы, ведьмы, как они есть. Когда же Тесма дите скинула – конечно, она и прежних-то доносить не могла, сколько ни пыталась, – поняли люди, что дальше терпеть некуда. Собрались и пошли к дому рыбака требовать дочь его златовласую и выродка ейного.
Но оказалось, что опустел дом.
Сбежали ведьмы. И разве этот побег не был лучшим признанием вины? Дом люди подожгли, вычищая его огнем, жалея о том, что огонь этот пустобрюхим остался. Молились на пепелище долго, милость у небес выпрашивая. И небеса откликнулись, раскрылись холодным дождем, который вычистил грязь, и хворь, и все дурное…
Года не прошло, как забыли люди про златовласую Джулию.
– Вика, не сутулься. И перестань хмуриться…
– Да, мама.
– …иначе ты никогда не выйдешь замуж! – завершив разговор фразой, которой оканчивались все их беседы, вне зависимости от исходной тематики, маменька потрясла бутылочку, выбивая из нее остатки крема для загара.
Маменька определенно знала, о чем говорила. Сама она побывала замужем четыре раза, умудряясь и после развода сохранять с бывшими мужьями самые теплые отношения. Четвертый ее супруг, которого Вике, к счастью, не требовалось именовать «папой», дремал на соседнем шезлонге.
Он был тихим человеком неопределенной профессии – мама утверждала, что Гаричек финансист, – и немалого состояния. К прочим его достоинствам следовало отнести крепкую нервную систему и отсутствие интереса к Викиным делам. В отличие от предыдущего «папочки», в целом весьма милого, искреннего человека, но пребывавшего в уверенности, что Викино воспитание – его первейшая задача, Гарик ограничил свое участие в Викиной жизни фразой:
– Будут проблемы – обращайся.
И карточку вручил. Кредитную. Честно говоря, Вика воспользовалась ей лишь дважды и оба раза долго терзалась раздумьями, чем она теперь обязана Гарику и попробует ли он воспользоваться финансовым рычагом давления на нее?
Гарик не пробовал.
Он и маменьку увез в кругосветное путешествие, за что Вика преисполнилась к нему искренней благодарностью, которая многократно усилилась, когда стало известно, что жить маменька отныне будет в Гариковом особняке. Маменька пыталась перевезти туда и Вику: во-первых, чтобы девочка была под присмотром, во-вторых, среди новых соседей имелось множество подходящих на роль супруга кандидатур. Но Гарик сказал:
– Ленка, отстань. Пусть сама поживет. Хватит с ней нянчиться.
