22 июля 2008 года
Пентагон, округ Арлингтон, Вашингтон, штат Вирджиния, США
На одной из стен лифта размещалось зеркало, в полный рост, от пола до потолка. В нём отражался рано поседевший мрачный мужик в строгом костюме. Морда — говорящий кирпич. Глаза — взгляд матёрого мясника. Губы неспособны изобразить улыбку даже специально, только оскал голодного волчары. Пятнадцать лет работы в спецслужбах, хронический гастрит, начинающийся цирроз печени, лёгкие курильщика с полувековым стажем, и куча всяких мелких прелестей в плане здоровья. И как вишенка на торте — тяжёлый, словно пятисот фунтовая бомба, характер. Джек Хёрт, позывной «Уимблдон», тридцать восемь лет, пять лет в «Дельта», семь в ЦРУ. За штатского меня может принять только слепой.
Лифт остановился. Непримечательный коридор Пентагона встречал президентской охраной. Настроение с отметки «паршивое» опустилось до отметки «на хер эту жизнь». В этом мире было не так много вещей, которые я любил. Музыку Баха, Isle of Man TT, ром «Oak Heart» и автомобили Порше. Было много вещей, которые я ненавидел. Американский автопром, негритянскую музыку, всё скопом ЛГБТ, французов и всё, что делалось руками французов и так далее, список был большим. Были вещи, которые меня бесили до безумия.
Майкл Аутфайтер, сорок пятый президент Соединённых Государств Америки, меня бесил и раздражал. Педик, в прямом и самом плохом смысле, жополиз, в переносном смысле, далёкий внук французского эмигранта. Да, то, что делалось хером француза, я не любил точно так же, как самих французов. Либерал, популист, экоактивист, воспользовавшийся повесткой в своей предвыборной кампании и полностью продавший свою задницу нашему американскому достоянию — Большой GGS. General Motors, General Electric и Standard Oil. Не скажу, что прошлые президенты не продавались транснациональным корпорациям, но они соблюдали хоть какие-то рамки приличия. Танец со шлюхой-наркоманкой из самого дешёвого притона в Бостоне вызывал у меня меньше омерзения, чем перспектива общения с Майки.
Из-за спин охраны вышла полноватая женщина в безвкусном деловом костюме.
— Хёрт. За мной, — бросила она вместо приветствия.
Настроение пробило очередное дно. Элен Кьельберг, председатель Совета Национальной Безопасности. Звучит громко, но на деле до недавнего времени — фалосоподобный рудимент без реальных полномочий. Сейчас — наиболее могущественный государственный орган, всё ещё фалосоподобный, но наделённый почти безграничными полномочиями.
Сама Элен — афроамериканка сорока трёх лет, лесбиянка, расистка, лечившаяся наркоманка, успела сняться в двух паршивых фильмах для взрослых в молодости. После реабилитации стала активисткой ЛГБТ и феминисток, но быстро поняла, что носить на голове вагиношапочку и махать радужными флагами бессмысленно и не приносит дивидендов. Переобулась, оседлав волну повесточки и благодаря ей всплыла в гадюшнике под названием большая политика. В моём личном рейтинге людей, заслуживших выстрел из Remington 870 в задницу, стоит на десяток позиций ниже Майки. Да, она «лучше», как человек, чем Аутфайтер, но в сортах дерьма предоставим разбираться навозным мухам.
Мы всё ещё шли по тому непримечательному коридору. Охрана осталась на месте.
— Это я предложила твою кандидатуру. Цени, — бросила Кьельберг.
— Вакансия на очистку Авгиевых Конюшен? В гробу я видал такие подарки, — проворчал я.
А сам думал. Кьельберг — набитая дура, что сейчас в политике прискорбно нормальное явление. Она отлично умеет крутиться в этом гадюшнике, но некоторых банальных вещей в упор не понимает, потому что они находятся вне её узкого девственного мировоззрения. По понятиям этой дамы нужно вовремя намекнуть продвигаемому человеку, что именно ты его продвинул, чтобы потом получать профит и стричь дивиденды. Поэтому она изображает такую лояльность. В душе, почти наверняка, от самой необходимости разговаривать с белым гетеросексуальным мужиком, от которого за милю пахнет тестостероном, полыхает так, что можно растопить весь снег на Аляске, но молчит.
По своей воле меня она привлечь не могла, но привлекла. Обмана не подозреваю, она слишком тупа, чтобы додуматься до такого хода, да и прямого профита нет, а без этого болотные слизни, вроде неё, и пальцем не пошевелят. Это значит только одно — кому-то нужно срочно решать проблемы. Очень срочно. Настолько, что даже этим бодипозитивным мизандриням, которым феминизм заменяет мозги, стала очевидна необходимость найти настоящего кризис-менеджера. Не просто кто-то, на кого можно будет спихнуть всё дерьмо, а кто-то, кто реально способен это дерьмо расчистить.
— Потом спасибо скажешь, — поставила точку Элен.
Я, наверное, начинаю понимать, на что именно меня подписывают. И от этого становится ещё грустнее.
10 апреля 2008 года. Инцидент в маленьком городке Грин-Ривер, мальчик по имени Дэвид, двенадцать лет, белый, обрёл паранормальные способности. Одиннадцать трупов, полсотни пострадавших. 11 мая 2008 года. Инцидент в Хэмпшире, девочка по имени Элис, четырнадцать лет, белая, потомок немецких иммигрантов в пятом поколении, обрела паранормальные способности. Сто девятнадцать трупов, пара сотен пострадавших. Живая иллюстрация к книге «Кэрри». 23 июня 2008 года. Инцидент в Нью-Йорке, мальчик Сэм, четырнадцать лет, чёрный, бабушка приехала вместе с его на тот момент маленькой матерью из ЮАР, обрёл паранормальные способности. Трупов нет, пострадавшие исчисляются несколькими десятками тысяч. Прогрессивная пресса уже успела окрестить Элис жертвой деспотичных родителей, Сэма жертвой расистов-одноклассников, а Дэвида маленьким ублюдком, заслуживающим электрического стула.
